«Карьера» Русанова. Суть дела
Шрифт:
— Не будем больше об этом, Оленька.
— Не будем. Только он ни в чем не виноват. — Она сжала отцу руку. — Ты ведь веришь, что он не виноват?
— Я тебе верю, — сказал Гусев. — Всегда верю…
34
…В цехе было темно и холодно. Гусев щелкнул выключателем, вспыхнули лампы, высвечивая длинные ряды станков, похожих… Как-то даже определения не подберешь, подумал он. Строгая математическая фантазия, воплощенная в металле формула целесообразности и порядка, отливающая синевой геометрия блоков,
Басов вынул крохотную детальку, положил в карман и вместо нее вставил новую.
— Чепуха, — сказал он. — Диод сгорел.
— Какая же чепуха, — возмутился Гусев. — Второй случай за год! Осторожней!..
Стремительно несущийся автокар едва не сбил Басова с ног, но в последний момент резко затормозил, проворно юркнул в сторону и побежал дальше, еще стремительней.
— Видал? — кивнул ему вслед Гусев. — Это он наверстывает непредвиденную остановку. Секунды даром не потеряет. Одно слово — робот!
Откуда-то сбоку неслышно появился человек в синем комбинезоне. «Откуда здесь посторонний?» — недовольно подумал Гусев, но не успел ничего сказать, потому что человек спросил:
— Как у вас тут люди работают? Темно, холодно. — Он принюхался. — Запах какой-то…
— А у нас тут люди не работают, — сказал Басов. — Разве не видите? Это полностью автоматизированная линия.
— Совсем никого? Ни одного человека в цехе?
— Ни одного.
— А брак у вас бывает?
— В каком смысле? — переспросил Гусев: слово было знакомым, но за давностью он не мог его вспомнить.
— В таком смысле, что начали вашу продукцию эксплуатировать, а она барахлит.
— Почему она должна барахлить? Мы работаем грамотно, по выверенной технологической схеме.
— Грамотно — это мало, — строго сказал человек в синем комбинезоне. — Что — никто не халтурит? Не отлынивает? Не сачкует?
— За пультом управления стоит Николай Данилович Басов, который этих слов отродясь не слышал.
— Какой молодец! На нем одном все держится?
— У меня еще несколько человек, но все они тоже Басовы, — сказал Гусев, удивляясь, почему он до сих пор терпит этого назойливого типа. — А тех, которые не Басовы, мы давно уволили.
— Ну а смежники, например? Не подводят?
— С какой стати они должны нас подводить?
— Да будет вам придуриваться! Вы что — инопланетянин? «Зачем да почему?» Потому что таков закон производства на данном этапе.
— Что вам надо? — разозлился Гусев. — Кто вы такой?
— Да так… Человек со стороны. Прикидываю. Завтра один из ваших Басовых запьет, второй не ту перфоленту в автомат сунет, потому что надоест ему с машиной разговаривать, третий… А у смежников — внезапная реконструкция, недопоставки. И — хана вашей линии. Вы хоть для подстраховки кое-какие станки оставили? Нормальные. Чтобы человек рабочим себя чувствовал, а не придурком при компьютере… Мечтатели! — сказал он противным голосом. — Энтузиасты! Я про этого Басова все знаю. Даром, думаете, его с завода поперли?
Он хотел что-то еще добавить,
«Фу ты, чушь какая», — сонно пробормотал он и повернулся на другой бок, успев подумать, что надо выспаться: завтра трудный день.
— На пенсии выспитесь, — сказал Липягин, въезжая в цех на коляске. — Работу вашу одобряю. Выше всяких похвал. Когда приступите?
— Как только лимиты выбьем, — пояснил подкативший на автокаре главный технолог.
— Как только согласуем во всех инстанциях, — добавил сидевший рядом с ним неизвестно кто.
— Как только рак на горе свистнет, — произнес вновь возникший из небытия человек в комбинезоне.
— Слышали? — спросил Гусев.
— Нет, — удивился Липягин. — А что я должен был слышать? Я вам верю безоговорочно. Вы очень счастливый человек. Только, как все счастливые люди, вы этого не замечаете.
Кибернетическая феерия постепенно стала рассеиваться, обретая привычные формы захламленного, дымного, переполненного людьми цеха.
— Какой же я счастливый? — покачал головой Гусев. — Вы только гляньте! Теперь всю эту неуклюжую действительность снова надо превращать в реально существующую фантазию.
— Поэтому вы и счастливый, — сказал Липягин, — что вам все это надо.
На этот раз Гусев проснулся окончательно.
— Ты чего улыбаешься? — спросила Оля.
— Заулыбаешься… Совсем твой отец сдурел. Видел во сне завод-автомат двадцать первого века.
— Понятно… Стекло и алюминий. Второй сон Веры Павловны.
— Какой еще Веры Павловны?
— Из романа Чернышевского «Что делать?» — Она рассмеялась. — Я вот тоже думаю — что делать? Совсем ты у меня неграмотный!..
35
Балакирев был человеком пунктуальным, то есть, попросту говоря, старался держать слово, вовремя выполнять свои обязанности, не опаздывать, был аккуратным, и эти изначальные качества делового человека, основательно теперь подзабытые, легко можно было принять за педантизм.
Вот и сейчас, прилетев ночным самолетом, толком не выспавшись, он ровно в девять был в кабинете. Зиночка принесла чай.
— Я покрепче заварила, — сказала она. — У вас усталый вид.
Балакирев оглядел кабинет и словно увидел его заново. Телевизор… Интересно, его хоть раз включали? Образцы продукции под стеклом. На кой черт? Потому что так принято? А пыли на них вон сколько… Ладно, приступим. Он снова покосился на календарь: в двенадцать часов Гусев, после него — Черепанов. Герой дня!.. Он вспомнил растерянность Калашникова, когда секретарь обкома одобрил выступление Черепанова. Растерянность — не то слово. Его подрубили под корень. Можно себе сказать, что Калашников — это вчерашний день. А он, Балакирев, выходит, сегодняшний? Тоже ведь ждал головомойки, хотя на Черепанова озлился совсем по другому поводу: вовсе не обязательно было для утверждения своей правоты сперва согласно кивать, а потом всех дураками выставить…