Карфаген 2020. Восхождение
Шрифт:
Через десять минут подчиненные организовывают нам стол, где были лепешка, зелень, сыр, жареное мясо и апельсиновый сок. Сперва рассказываю свою историю, потом — общеизвестное про Танит, Вала и Белого Судью. Когда влетают капитаны с докладами, прерываюсь и параллельно мысленно рисую другую картину: четверо генералов готовы выйти на прямую линию, один пока не на связи. Прерываю рассказ и спрашиваю:
— Есть возможность провести собрание по видео? Здесь нет подходящих приборов.
— Есть, — кивает генерал. — В зале заседаний, он на поверхности. Ты остановился на том,
Продолжаю о том, что реальность изменилась, богам все тяжелее к нам пробиться, поскольку мы повзрослели достаточно, чтобы самим влиять на реальность и решать свою судьбу, Танит дает нам свободу, Ваал не хочет нас отпускать и собирается совершить прорыв, а чтобы его закрепить, нужно много смертей, и удар по Карталонии подходит как нельзя лучше, потому Боэтарх, ставленник Ваала, будет продавливать эту идею на заседании Совета.
Едва успеваю рассказать про то, что Боэтарх тоже обладает сверхспособностями, как входит капитан, кося на меня глазом, отчитывается, что привез Вэру. Ну наконец-то! Теперья точно уверен, что ему ничего не угрожает.
Генерал жмет мне руку и отправляется провожать к флаему, расспрашивая о способностях Боэтарха.
По винтовой лестнице в сопровождении двух телохранителей генерала долго топаем наверх, и я понимаю, что мы находимся в какой-то шахте, заброшенной, а потом переоборудованной под штаб.
— Все равно конференция будет в зале наверху, — объясняет генерал. — Спасибо тебе, узнал, почему вдруг боги перестали отвечать на мои вопросы. Выходит, если у тебя все получится, Кутерастан замолчит навсегда. Если не получится, останется только голос Ваала.
— Именно…
Слова тонут в скрежете: на последнем этаже военные крутят подобие руля, и над нашими головами размыкается люк, выпуская нас наружу.
Каково же мое удивление, когда прямо возле входа в шахту на стоянке, заполненной «ястребами», я вижу нашу «осу». Есть и другие аналогичные «осы», но дар техномагии безошибочно определяет свою.
— Удачи, Леон, — говорит генерал, направляясь к трехэтажному строению с локаторами и антеннами на плоской крыше.
В салоне флаера, притопывая, ждет Вэра, целый и невредимый. Увидев меня, улыбается, проводит ладонью по лицу.
— Сильно они тебя помяли. Я тремя затрещинами отделался.
Только сейчас, когда концентрация адреналина в крови падает, чую ноющие ребра, растертые запястья, дергающий правый глаз и с какого-то хрена саднящий плечевой сустав. Молча хлопаю Вэру по плечу, сажусь в кресло пилота.
— Летим домой. Нас ждет горячий день. Скорее всего, сегодня решится и наша судьба, и судьба всего мира.
Глава 27
Жаркий день
Едва сажусь в кресло, веки сами собой смыкаются — сказываются бессонные сутки. Меняюсь с Вэрой местами — хоть он и неважный пилот, сейчас, когда курс установлен и управление ведется автоматически, накосячить невозможно. Прошу разбудить меня, как только появится связь с Карфагеном или поступит сигнал от карталонцев.
В процессе разговора уже немного сплю, смолкнув, проваливаюсь
— Минуту, в себя приду, — говорю сквозь сон и разлепляю веки.
— Сорок минут прошло, — отчитывается Вэра, его голос будто размазывается, силуэт плывет, я принимаю от него сигнал и вывожу голограмму Чуа Тэнксватоа, сидящего напротив пяти других генералов, присутствующих рядом с ним так же голографически. Чуа среди них самый молодой, остальным больше пятидесяти, они седы и морщинисты, похожи на Вэру, каким он будет лет через тридцать. Как они друг друга отличают? Не народ, а одна большая семья.
— Голосуем, — объявляет Чуа. — Решение окончательное и подлежит исполнению каждому из нас, даже если мы не будем с ним согласны.
Взбадриваюсь, вспрыснутый в кровь адреналин заставляет глаза открыться.
— Итак, генералы. Кто за переговоры с Новым Карфагеном? — спрашивает мой новый соратник. — Напоминаю, что нам не нужно сразу принимать их условия. Мы выдвинем свои требования, они тоже сформулируют свои более четко и развернуто, мы ознакомимся с ними и будем обсуждать. Даже если не договоримся, у нас будут две недели отсрочки перед ядерными ударами, мы успеем вывезти оборудование с заводов и эвакуировать всех из зиккуратов.
Толстый старый генерал встает, поднимая руку.
— Голосую против. Пунийцам нет доверия. Вспомните первое июня. Им тоже зачем-то нужна эта отсрочка.
Еще двое стариков поддерживают толстого. Трое высказываются «за». Чуа провозглашает:
— Пользуясь своим правом, отдаю дополнительный голос «за». Итого — решение принято. Связываться с пунийцами будем все вместе сейчас?
— Конечно, — говорит толстый, его лицо непроницаемо, непонятно, доволен он или нет.
Ты предотвратил цепочку событий, способную повлечь множество смертей. Деяние приравнивается к предотвращению преступления третьей степени сложности.
Осталось предотвратить преступлений: 37
Твою мать! Как так? Мне зачлась половина задания, потому что пунийцы еще не проголосовали? Скорее всего так. Проголосуют — получу недостающее, а так мне нужно предотвратить еще восемь преступлений.
Вишу на том же канале связи, пытаюсь связаться с Гисконом первым, но меня опережают карталонцы. Вид у Эйзера помятый и взбудораженный, заметно, что он или спал мало, или вообще не сомкнул глаз. И, что еще странно, вызов генералов его не радует. Словно произошло нечто ужасное, перекрывающее этот положительный момент.
После коротких переговоров Эйзер обещает собрать Магонов, Барок и Филиных, чтоб обсудить условия мирного соглашения. Что Филины с ними — отлично, значит, подействовало освобождение лидера от влияния Боэтарха.
Пока слушаю пунийцев, зреет дурное предчувствие. Что все-таки произошло в Новом Карфагене? Но, едва прервавшись, Чуа связывается со мной, благодарит за то, что я рисковал и чуть не лишился жизни, обещает скульптуру в мою честь. Слушаю. Киваю. Прощаюсь с ним и сразу же набираю Гискона. К этому моменту под флаером уже не зелень суши, а бескрайняя синь океана.