Карфаген должен быть разрушен
Шрифт:
– И всё же я согласен с Николаем по поводу того, что Москва заслуживает эту болезнь, – сказал я.
– Поясни, – попросил Андрей.
– Молодежь, да и люди постарше, на Европу да на Америку смотрят. И всякую погань сюда тащат.
– Угу, – согласился Андрей. А затем со скептицизмом сказал: – У нас же в глубинке столько вдохновения можно почерпнуть. Там столько всего интересного и глубокомысленного.
Я даже и не сразу понял, что это ирония.
– Я немного не это хотел сказать, – начал пояснять я. – А то, что с каждым годом мы становимся слишком разными. Здесь – в Москве – действительно больше денег, и живут люди по-другому.
– А ты хочешь,
– В равных стартовых возможностях, – поправил я. – Чтобы, как ты говоришь, в «глубинке», тоже были деньги и возможности нормально жить.
– Забудь, – оборвал мой порыв Андрей. – Такого никогда не будет. Люди изначально рождаются с различными возможностями. У какой-то девчонки уже в четырнадцать грудь формируется, а у кого-то и за целую жизнь не вырастит, сколько капусты не ешь. Кто-то изначально рождается пытливым умом и регулярно самостоятельно развивается, а кто-то, достигнув определенного уровня, хорошо, если пытается держаться на этом уровне. А скорее всего, начнет деградировать. И иммунитет у людей тоже различный.
– Ну, это же здесь находится правительство, которое повышает налоги, вводит дурацкие законы и потом всячески жирует на наши деньги, потому что эти самые законы делает под себя.
– Ага! – ухмыльнулся Андрей. – И ты думаешь, что именно эти люди сейчас возьмут и передохнут?
– Ну да, даже если и не передохнут, то никуда из столицы не уедут. – Даже удивился я непонятливости своего друга. – Ты же слышал, что собираются вводить карантин для людей, пребывающих и покидающих Москву. Куда им податься? У многих же московские замашки не вытравить и за сто лет проживания в глубинке. Они везде будут выделяться. Их поймают и отвезут обратно в Москву.
Андрей заржал в голос.
– Ну, ты и валенок! – подытожил он.
Я на него сильно обиделся из-за этого. Больше разговаривать с ним не хотелось. И я полез на свою койку, чтобы поспать. Андрей не стал меня останавливать, и разговора больше не начинал. Я слышал, как он еще долго сидел за столом, наливая себе самогон, и краем глаза видел, что он уже с головой ушел на просторы интернета. А я уснул.
Потом началась рутина. Дни сменяли друг друга. Я уже освоился и не сильно уставал на работе. В последнее время начал отказываться от предложения Андрея выпить после смены. Впрочем, мой соратник по несчастью, не сильно переживал по этому поводу. Он наливал себе пол стакана самогона, выпивал перед ужином, потом ел, выпивал ещё столько же и ложился спать. Так продолжалось почти месяц. Я даже удивлялся, откуда у Андрея столько алкоголя.
С Колей и Толей мы почти не общались. Изредка, когда мы завтракали, он возвращались для того, чтобы поспать. А когда мы приходили со смены, они, как правило, уже уходили на смену и наш общий временный дом уже был пуст.
Глава 3 Взрослая жизнь
Однажды, вернувшись со смены, я застал Андрея уже пьяным.
– Ты чего такой? – спросил я у него.
– Страшно мне становится. Мы здесь уже чуть больше месяца, а «московская чума» так и держится. Я думал, что пересидим здесь потихоньку и спокойно домой поедем. А сегодня узнал, что все авиа и железнодорожные перевозки в Москву и из неё прекращены. Когда восстановиться сообщения с внешним миром, неизвестно. Автомобили останавливаются на военных кордонах, установленных на основных трассах.
Признание друга меня как-то огорошило. Мы действительно, жили здесь довольно спокойно. Про новую болезнь, которую репортёры назвали «Кремлёвской чумой» или «Московской
Не было у нас здесь ни телевизора, ни радио. На своём планшете Андрей в последнее время посещал только музыкальные сайты. И только когда я ложился спать, смотрел новостные ленты. Кроме Андрея я почти ни с кем не разговаривал. С остальными коллегами я как-то не нашёл общего языка.
– В интернете пишут, что болезнь распространяется, скорее всего, не через животных, а через водопроводную воду. И инкубационный период у него довольно большой около месяца. То есть просто так сложно определить есть он в организме или его нет. А мы с водой здесь связаны.
Это меня поначалу испугало. Но потом я вспомнил, что у меня есть профильное образование и это как-то не вяжется. Поэтому я скептически оценил наши шансы заразиться:
– Но, насколько я понимаю, водопроводная вода и наша артезианская это немного разные вещи. И как-то смешаться они не могут.
– И я так понимаю, – согласился Андрей, – но всё равно ситуация мне не нравится. Уехать уже не получится. Нас и отсюда не выпустят. Я имею в виду эту базу, не говоря уже о том, чтобы уехать куда-то на периферию. Армейские кордоны давно уже никого не выпускают. В самой Москве вообще ад творится. Ты просто последние новости не читал. Там тысячами люди мрут, сгнивая заживо. На улицах и людей почти нет, и магазины давно разграблены. В общем, апокалипсис в самом жутком его проявлении.
Новость меня тронула, но не очень сильно. Всё равно это где-то там – в далёкой Москве. А мы, хоть и в Подмосковье, но всё равно до нас болезнь не добралась. И, возможно, не доберется. Я, действительно, не читал новостей и не видел, как люди гниют. Поэтому воспринимал это как-то отстранённо. Но вот состояние Андрея меня действительно тревожило. Вроде, взрослый мужик, а здесь сопли распустил.
– Может тебе пить бросить? – решил я сменить тему разговора.
– А, может, тебе в Москву со своими советами сходить? – огрызнулся Андрей. – А то без них там люди умирают. Вот за что я теоретиков-ананистов не люблю, так это за то, что вы и сами ни в чём не разбираетесь и другим советы раздают. У меня бывшая жена такая же дура! Всё твердила, что мне не стоит пить, что алкоголь меня до добра не доведёт. А я алкоголем наслаждаюсь! Мне нравиться это чувство эйфории, которое я получаю. Так я отхожу от проблем. А такие советчики, как вы только здоровье подрывают.
– Это как? – удивился я. Его пьяный бред мне показался интересным.
Андрей всё же решил пояснить:
– Вот допустим, человек выпивает и не видит в этом ничего дурного. Появляется такой, как ты и за каждую рюмку начинает его ругать. Человек вначале противится. Потом вроде, как соглашается, что алкоголь это плохо. Но уже пьёт втихаря, чтобы его не ругали за это. Но ведь в сознании осталось, что пить вредно. И человек начинает терзать сам себя. Вроде, и выпить хочется, и нельзя. Вот когда уже начинает испытывать вину за потребление алкоголя, то и всё – кончился человек. Психосоматикой можно не только болезни лечить, их ею можно их ещё и вызывать. И вот уж после каждой рюмки человек начинает вместе с чувством вины чувствовать боли в правом боку. И если его сейчас вскрыть – до того, как он ещё заразился вирусом влияния социума, то печень будет в хорошем состоянии. Но каждый раз, когда он будет пить, он будет вызывать в себе болезнь. Как итог, будет внушать, что водка это зло и умрёт от цирроза печени.