Карибские сокровища
Шрифт:
Люди практические или черствые могут иронизировать над нашими чувствами, я даже знаю нескольких человек, которые сами побывали в громадной пещере горы Арипо и, может статься, стояли на том самом месте, но проявили полнейшее равнодушие. Но я все же расскажу о том, что почувствовали мы. Из пещеры веяло действительно чем-то похожим на дыхание смерти — затхлый запах тления в сочетании с тем, что я назвал бы не тишиной, а противоположностью звука, и со своеобразной тенью тьмы, клубившейся возле провала в земле. Мы стояли в ярко озаренном мире живых, среди пиршества ярких красок и бьющей через край жизни тропического леса, и заглядывали в ледяную черную бездну; вся она дышала невидимой, нездешней жизнью, загадочное присутствие которой выдавали какие-то
Спустившись по скату, мы остановились у входа, прямо под аркой широкого свода. Впереди царила мертвая тишина. Но вот опять послышался тот же отвратительный визг, на этот раз он был в сто раз громче, резонировал сильнее и невыносимо терзал наши уши. Это был словно сигнал, после которого разразилась настоящая какофония, продолжавшаяся несколько часов кряду.
Из темного зева земли вырывались хриплые завывания тысяч и тысяч бесовских отродий, и буквально мириады — я не преувеличиваю — крылатых бестий носились тучами от одного убежища к другому, пролетая у нас над головой с ревом взлетающего самолета. Их тела мелькали во всех направлениях, пересекая пещеру, вылетая и влетая обратно; что-то маленькое кувыркалось и кружилось в полумраке, а выше что-то крупное проносилось под потолком, гулко хлопая крыльями, и снова тонуло в непроглядном мраке. Шум был оглушительный. Но все звуки перекрывали резкие трескучие вопли, самые душераздирающие из всех, какие мне приходилось слышать, — притерпеться к ним я так и не смог.
Мы запаслись всем необходимым для работы — захватили веревки, фонари, сети и сачки — и, распрощавшись с землей живых, начали спуск. Недалеко от входа в пещеру крутой скат, усыпанный там и сям влажными камнями, оборвался у второго «края». За ним ощущалась только гулкая тьма и неизмеренная глубина. Мы обсуждали трудности предстоящего спуска, как вдруг Каприата заметил что-то живое у правой стены; оно пробиралось к выходу.
— Глядите! Это рыжая пещерная крыса, — прошептал он. — Дайте-ка сачок!
— Вам ее нипочем не поймать в этом навале, — безнадежно пробормотал я, протягивая ему свой жезл предводителя.
— Если сумею его разорить, крыса от нас не уйдет, — последовал загадочный ответ. И Каприата бросился за своей добычей.
Мы стояли — точнее, балансировали и поскальзывались — на мокрых камнях, наблюдая за ходом охоты. Зверек выглядывал на мгновение, Каприата тут же бросался следом за ним в каменную россыпь, потом наступала тишина — оба противника крались друг к другу, — затем следовал очередной рывок и перебежка. В конце концов зверек оказался прижатым к стенке, взбежал вверх по гладкой отвесной стене пещеры, сорвался и опрометью кинулся назад, в пещеру. Каприата несся за ним по пятам. Я рванулся вперед, чтобы перехватить крысу, пока она не нырнула в глубину, поскользнулся и с треском приземлился среди кучи бутылок, пузырьков и прочих предметов снаряжения, так что дальнейших событий я уже не видел. Когда я огляделся, Каприаты нигде не было, а Альма, как мне показалось, обнимала большой валун.
— Эй! Они оба туда провалились, — сообщила она, указывая на совершенно непроницаемую с виду скалу.
В эту минуту из чрева земли до нас донесся полупридушенный крик.
— Что с вами?! — заорал я.
Я убился, — послышался голос Каприаты.
— Что-нибудь серьезное?
— Прошу вас, дайте свет, — крикнул он, как мне показалось, слабеющим голосом. Я подполз к краю и, включив фонарь, взглянул вниз.
Каприата глубоко внизу вертелся волчком. Я ожидал увидеть другую картину — что-то наподобие отбивного бифштекса с кровью, — однако с нашим другом явно все было в порядке, если не считать его странного поведения.
— Вы сильно ранены?! — крикнул я ему.
— Что? — спросил он, перестав вертеться и глядя вверх. — Да нет, со мной все в порядке.
— Вы же сказали, что убились!
— Это точно, только теперь я уже вижу, как отсюда выбраться. Глядите! Вот она, крыса! — И он поднял в воздух обмякшее тельце. — Уж эти мне крысы и мыши! — возопил он, возобновляя
— Да что там с ним творится? — спросила Альма.
— Давай спустимся и посмотрим, — предложил я. И мы стали спускаться, медленно и с большим трудом, передавая из рук в руки фонари, карабкаясь друг через друга, выпутываясь в тесноте колодца из сплетений своих и чужих рук или ног, пока наконец не свалились клубком к ногам Каприаты на кучу зловонного бурого вещества, мягкого, как перина. Там кишмя кишели какие-то молниеносно летающие существа, и Каприата без устали размахивал руками, пытаясь их поймать.
Так уж вышло, что мы, сидя на куче гуано летучих мышей, затеяли длинный спор о свойствах английского языка на родине и за границей. Собственно говоря, мы узнали, что «убиться» значит «сбиться» с пути, а «разоренный» для четырехсот тысяч местных британских подданных означает «разъяренный». В настоящий момент мы, несомненно, «убились», а крыса была в высшей степени «разорена»: кстати, это была вовсе не крыса.
Любому человеку, не очень интересующемуся биологией, это маленькое существо показалось бы вылитой крысой: и форма его тела, и даже голый чешуйчатый хвост и ушки — все было, как у крысы. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что большие пальцы на задних лапках у этого существа действуют так же, как у человека на руках, а вместо острых резцов грызуна в его пасти открывался ровный ряд мелких, острых, как иголки, передних зубов. По сути дела это животное в систематическом отношении было настолько далеко от крысы, насколько это вообще возможно для млекопитающего. То был мелкий вид опоссума (Marmosa chapmani).
Боюсь, что придется немного отвлечься и сказать несколько слов о мелких опоссумах. Очень трудно бывает не отвлекаться от рассказа, когда охотишься на животных; вся зоология состоит из интересных всем широких бульваров, которые разветвляются на боковые дорожки почти в любой точке, какую только вам вздумается выбрать. Опоссумы принадлежат к группе млекопитающих, так называемых сумчатых, в которую входят, как явствует из названия, животные, вынашивающие свое потомство в сумках. У многих видов сумки пригодны разве что для вынашивания блох, а некоторые и вовсе их лишены. У этих мелких опоссумов сумки никуда не годные, едва намеченные, и своих малышей они вынашивают на спине — как только те научатся цепляться своими хвостиками за родительский хвост. Большинство сумчатых обитает в Австралии, но две группы встречаются на обоих американских материках. Одна из них — Didelphidae, то есть опоссумы.
Описано более восьмидесяти видов найденных в обеих Америках опоссумов. Большей частью это животные насекомоядные, и только два или три вида проникли в Северную Америку. Обычный в Соединенных Штатах опоссум (Didelphus virginiana) в описаниях не нуждается. Его широкая известность и послужила причиной того, что публика совершенно неправильно представляет себе типичную внешность опоссума. Обычный североамериканский опоссум — самый крупный и нетипичный представитель опоссумов, а остальные — в большинстве, если не поголовно, — гораздо мельче и несколько иного сложения. Некоторые размером с большую крысу и мало чем от крыс отличаются; другие же — крохотные животные, не больше европейской землеройки и ведут сходный с нею образ жизни. Почти у всех короткая, блестящая или грубая шерсть, совсем не похожая на странную двухцветную и двухслойную шубку обычного опоссума. Эти мелкие опоссумы очень многочисленны, как вы убедитесь несколько позже.
В зловонной тесной пещерке мы затеяли горячий спор о точном систематическом положении этого зверька. Каприата настаивал, что он достоин лишь названия англо-франко-испанского происхождения, Альма называла один подрод семейства, я столь же упрямо стоял за другой. Учитывая, что никто из нас толком не знал, о чем идет речь, а разглядеть зверька при свете фонарей было трудно, вся перепалка была напрасной тратой сил. Вдобавок, хотя воздух вокруг гудел от бесчисленных летучих мышей, мы не поймали ни одной, не помогли даже акробатические трюки Каприаты.