Карл Маркс на нижнем складе

Ротов Виктор Семёнович

— Только ты, пожалуйста, не завидуй мне. От зависти счастье рушится. Я уже и сам боюсь. Так счастлив, что боюсь! Подумать только — мне, калеке, досталась такая женщина! И ты посмотри, какая молодец. Что хозяйка, что мать, что жена. Что женщина! Слаще трудно себе представить. Не к добру все это, Хороший. Ой, не к добру…

Гугу, шедший впереди, приостановился, тернулся ему об ногу, мол, не бойся, все будет хорошо, я с тобой.

Утром что-то долго не было сменщика. Пришел уже начальник. Петр традиционно пожал ему руку. Пришли даже девчата, почти

на час опоздав. Петр глянул на них и понял, почему они опоздали: они нынче нарядные, накру ченные, умытые с мылом, и, Петр подозревал, может, даже душ приняли утром. Прибежала показаться и мастер из цеха ширпотреба. Вместо обычной запорошенной опилками брезентовой спецовки на ней нежно — розовая легкая болоньевая тужурка и громадный красный газовый шарф на шее. Мордашка вымыта с мылом и раскрашена старательно. Они полагали, что ученый уже здесь. Но его не было. Девчата явно расстроились и набросились на Петра, срывая на нем злость:

— А ты чего торчишь здесь?

— Сменщика нету.

— Говорят, вы всю ночь здесь марьяжили с Гульяной.

Петр вскинул удивленно брови.

— Да, да! Видели бабы, как Гуля твоя бежала рысцой после полуночи.

— Интересно узнать, где вы тут приспособились? — Ксения Карповна — бухгалтер — пошла заглядывать по углам.

— Тайна, — сказал Петр.

— А ты у Карла Маркса спроси! — хохотнула мастер из цеха ширпотреба, смотрясь в зеркальце и что-то поправляя в красках на лице.

— Когда приспичит, — найдешься, — добродушно заметила Кира — экономист. — Мы вон с моим, когда припечет, на люстре можем приспособиться…

— Ха — ха — ха!

Один за одним в бухгалтерию стали заглядывать их мужья. Сначала заглянул муж бухгалтерши — как будто забыл у нее что-то сггросить долга. Потом муж мастера из цеха ширпотреба. И даже Кирин муж — шофер лесовоза. Выехав из гаража в лес, он не поленился, видно, дать круголя, попросить у жены рубчик на обед. Якобы забыл дома взять.

— Чей-то они загоношились? — округлила глаза мастер из цеха ширпотреба.

— А ты не понимаешь? — ехидно воскликнула Кира. — Им же интересно, ради кого это мы сегодня перышки почистили.

— Правда! — еще больше округлила глаза мастер из цеха ширпотреба. — А я утром крашу ресницы и думаю, чего это он крутится возле меня, не идет на работу?

— Ха — ха — ха!

— Пусть поревнуют! Крепче любить будут, — сказала бухгалтерша, поправляя прическу. Она прибрала на столе, аккуратно разложила бумаги, переставила с сейфа на стол бумажные цветы в узкой вазочке, встала, прошлась по конторе, поправляя юбку на узких бедрах своих, и села на место, готовая встретить гостя во всеоружии.

Петр кругнул головой: ну бабы! Выпростался из-за стола, скрипя возмущенно новым своим протезом, пошел к двери.

— Встретишь его там — не задерживай! — крикнула ему вслед мастер из цеха ширпотреба. И женщины дружно засмеялись.

«Вахту» Петр уже прозевал, она привезла рабочих и ушла. Теперь ему добираться домой пёхом. Сменщик, оказывается, приехал вместе с рабочими. Он сидел на лавочке

возле будки — вагона и курил свой неизменный «Памир».

— Ты чего не кажешься? — подошел к нему Петр. — Я уже думал, что-нибудь случилось.

— А я думал, что ты уехал. Я, вишь ты, не позавтракал дома, жду — Мотя пирожок испечет, вынесет…

Идя по шпалам, Петр настроился поразмышлять про то, что вчера говорил на занятиях ученый. Кажется, главное, на что он нажимал — это научиться добросовестно работать каждому на своем месте. Проще говоря — на Бога надейся, но сам не плошай. И, пожалуй, он прав. Конечно, правительство там не ахти как мудро распоряжается, но и мы здесь, на местах совсем распустились. На разделке мужики почти в открытую пьют. Особенно во вторую смену, когда нет начальства. Бабы вон в бухгалтерии почти на час опоздали на работу. И это у них частенько. А я? За что деньги получаю? Мальчишки кран курочат, а я ничего не могу с ними сделать!..

Петр вспомнил, что он собирался сходить к Горлову Олегу, сказать, чтоб он приструнил сына, чтоб тот не лазал, не портил механизацию.

«Вот сейчас и зайду, — решил он. — Олег нынче в отпуске, сараюшку дома чинит».

Олег Горлов, мужик лет сорока пяти, длинношеий, узкоголовый, в расхристанной вельветовой рубашке, вкапывал столбик калитки вместо сгнившего. Петр подошел к нему, остановился, оперся о палочку. Рядом сел, а потом улегся Гугу.

— У меня разговор к тебе, Олег Игнатьевич.

— Давай, — не отрываясь от дела, добродушно сказал тот.

— Нащет сына Васьки.

— Чо такое?

— Лазит, понимаешь, по кранам у нас на нижнем складе, курочит.

— Что он там раскурочил?

— Говорят крановщики, приборы сломаны.

— Ат, стервец! Опять, значит, за свое? Ну, подленыш!.. Придет из школы, я ему отмечу то место, откудова ноги растут.

— Не — е. Ты особенно не бей. Ты поговори с ним. Мол, люди трудятся на машинах, детишкам на хлеб зарабатывают. На совесть нажми.

— Ты не учи меня, слышь! Брал я и на совесть его, и разговоры разные с ним разговаривал, и подзатыльники навешивал. А толку? Вон в цацках его целая гора разных приборов. Космонавт чертов! Ракету собирается строить.

— Ну тем более! Значит, у него умственный интерес, а не просто так. Может, купить ему какие приборы?

— Ты денег дашь?

— А ты што — жалеешь?

— Говорю — не учи. Топай своей дорогой. Доложил и топай дале.

— Ну так!..

— А вот и так! Не люблю сексотов.

— При чем здесь сексот?

— А при том! — Олег кинул в заготовленную ямку дубовый ошкуренный столбик и шагнул к непрошеному гостю. — Докладывать, видно, мастер! И работу себе такую выпросил. По душе! Так?

— Ну ты, Олег, не обижай-то зря!

— Иди, иди к своей Гуле. Приласкай, не ленись, а то убежит ненароком. Каждую ночь куда-то бегает. Говорят, какой-то армяшка деньгами да подарками прельстил.

— Тю на тебя! Сдурел!

— Я те сдурею, — и Олег схватил топор. — Иди, говорю, своей дорогой.