Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
На самом деле, лето 1864 года было наполнено нехарактерной для семейства Марксов гармонией и спокойствием. Женни посещала аукционы — искала мебель для их нового дома; девочки с жаром отдались «буржуазному» увлечению, украшая и обставляя свои спальни {13}. Женнихен устроила в доме Шекспировскую галерею, украсив ее портретами Барда и знаменитых актеров шекспировской эпохи и отведя отдельный шкаф под любимые пьесы {14}. Она также ухаживала за оранжереей, которая стала ее любимым прибежищем и местом отдыха — здоровье девушки было серьезно подорвано нищетой, и никогда за всю свою жизнь она не могла себе позволить жить в окружении такой красоты {15}.
Едва поселившись в Вилла Модена, Маркс собрал всех своих дочерей и в середине июля вывез их к морю. Новая железнодорожная ветка
Женщины в развевающихся легких платьях сидели в шезлонгах на пляже; элегантные джентльмены прогуливались, дымя сигарами. Отдыхающих ждали все виды развлечений, от акробатов до танцоров и певцов. Впервые в жизни дочери Маркса с головой погрузились в общественную жизнь, не задумываясь о том, сколько это стоит. Маркс же использовал это время, чтобы вылечить очередной карбункул, из-за которого он был вынужден почти все время проводить в постели.
Тем временем, в Лондоне Женни вела жизнь, с которой мысленно уже успела попрощаться навсегда. В письме своей семье она рассказывает, что совсем не страдает от летней жары, спасаясь от солнца то в одной комнате, то в другой. Она заготовила 80 банок джемов и варенья; приглашает на обед друзей, пьет вдоволь пива, а по вечерам выходит на прогулку в своем «лучшем платье» — белоснежном вечернем туалете и фальшивых бриллиантах {16}. Когда Маркс и девочки вернулись из Рамсгейта, Женни, в свою очередь, отправилась на две недели в Брайтон, чтобы «немного отдохнуть» от семейной жизни {17}. Тем летом она чувствовала себя едва ли не более веселой и беззаботной, чем 20 лет назад, когда она только вышла за Маркса замуж. Единственное, что слегка омрачило ее поездку — предупреждение мужа, чтобы она не слишком злоупотребляла раздачей визитных карточек, на которых значилось «Мадам Женни Маркс, в девичестве баронесса фон Вестфален», поскольку в Брайтоне могли оказаться враги Маркса и использовать простодушное тщеславие Женни против ее мужа {18}. Однако эта легкая тень беспокойства была ничтожна по сравнению с тем, что уже довелось пережить Женни за годы унижений и болезней. Сохранился снимок Женни в Брайтоне {19}. На ее лице не видно шрамов от перенесенной оспы. Она спокойна, красива и элегантна — воплощение женщины, всю жизнь прожившей в достатке. Между тем, благосостояние ее семьи поменялось быстро и резко всего за несколько месяцев.
Изменилось и положение Энгельса. В 44 года он стал полноправным партнером в фирме Эрмен&Энгельс и обладателем — несмотря на все потрясения на рынке хлопка — соответствующего немаленького состояния {20}. Энгельс и Лиззи Бернс отпраздновали это событие, переехав в новый большой дом. Сейчас Лиззи было 7, но она жила вместе с Энгельсом и Мэри Бернс почти с детства. За эти годы она превратилась в образованную женщину, убежденную ирландскую националистку — и их дом стал безопасным убежищем для нового поколения ирландских радикалов, известного как движение Фениан или фениев {21}. Дом Энгельса был идеальным прикрытием для организации. Он стоял за пределами ирландского гетто в Манчестере, а после смерти Мэри Лиззи стала «супругой» одного из самых влиятельных бизнесменов города.
В сентябре Маркс получил шокирующие вести от Фрейлиграта: Лассаля застрелили в Женеве. Друзья Лассаля говорили, что у него случился роман с 19-летней девушкой, однако она была помолвлена с румынским дворянином, который и вызвал Лассаля на дуэль. Лассаль даже не задел этого человека, которого называли и «псевдо-принцем», и «мошенником» {22} — а сам был смертельно ранен в низ живота, рядом с гениталиями {23}. Умирал он долго и мучительно.
Маркс и Энгельс безжалостно высмеивали Лассаля на протяжении многих лет, однако произошедшее глубоко потрясло их, особенно Маркса. Лассаль находился в расцвете своей политической карьеры. Как бы к нему ни относиться, но он стал лидером немецкого рабочего
Маркс пишет о бесславной кончине Лассаля в Брайтон, Женни: «Кто бы что о нем ни говорил, Лассаль не заслужил такого конца». {25} Через несколько дней он признается Энгельсу, что «чертовски потрясен несчастьем с Лассалем. Как бы там ни было, он был из старой гвардии — и врагом наших врагов. И все это произошло так неожиданно, что трудно поверить — этот шумный, назойливый, раздражающий человек теперь мертв, как дверной гвоздь, и навсегда прикусил свой неугомонный язык… Небо свидетель, наши ряды неуклонно сокращаются, а подкрепления на горизонте не видно». {26}
Как уже случалось и раньше, в то время, как ряды бойцов вокруг Маркса редели, подкрепление появилось совершенно неожиданно. Через две недели после письма Маркса Энгельсу о Лассале к Марксу обратился французский политический эмигрант, Виктор Ле Любэ — с просьбой представлять Германию на международном конгрессе рабочих в Лондоне, 28 сентября. Предыдущее заседание в 1863 году Маркс пропустил, тогда делегаты и приняли решение о проведении съезда, но сейчас у него появилось ощущение, что грядущее мероприятие в Сент-Мартин-Холл является очень важным. Он не стал — по своему обыкновению — возражать и согласился принять участие в работе съезда {27}.
По всей Европе рабочие только-только начали создавать местные организации внутри каждой страны, чтобы бороться за свои права, однако эти разрозненные попытки большого успеха не имели. Европейские правительства ликвидировали почти все барьеры на пути международной торговли, в результате чего между 1850 годом и началом 60-х доходы коммерческих структур выросли на 260 % {28}. Промышленность также игнорировала территориальные границы — в поисках дешевой рабочей силы для обуздания забастовок; даже полиция и секретные службы больше не считали границы достаточным заслоном в борьбе с антиправительственными движениями. В этой атмосфере делегаты, собравшиеся в Лондоне, согласились с тем, что и рабочее движение следовало вывести на международный уровень, чтобы достойно ответить на вызовы нового времени.
Съезд прошел с успехом, которого организаторы и не предполагали; похожий на пещеру зал был полон до отказа. В работе съезда приняли участие английские рабочие из лондонского профсоюза, итальянские националисты в союзе с Джузеппе Мадзини, «прудонисты» и «бланкисты» из Франции, ирландские националисты, польские патриоты и, разумеется, Карл Маркс и его друг, портной Георг Эккариус, представлявшие Германию {29}. (Один автор описал съезд как Организацию Объединенных Наций, представленную исключительно представителями радикальных партий.) {30} На съезде договорились о создании Международного Товарищества Рабочих (Интернационала), базирующегося в Лондоне, поддерживающего связи с европейскими рабочими группами и работающего над созданием пролетарских организаций в Европе и Соединенных Штатах. Был избран Временный комитет, которому поручено сформулировать и написать устав Интернационала; Маркса просят войти в состав комиссии по выработке программных документов.
Тем временем в Германии члены Всеобщего германского рабочего союза пытались подыскать нового президента на смену умершему Лассалю. Либкнехт обратился к Марксу с просьбой возглавить партию, другие члены союза просили его предложить возможные кандидатуры {31}. Удивительно, что немцы в Германии обращались к Марксу, живущему в Лондоне, за указаниями и советами. Он не участвовал ни в одном политическом движении уже около 15 лет и ничего не публиковал со времени выхода работы «К критике политической экономии», которая тоже продавалась не слишком успешно и не получила широкого распространения, а значит, не могла и оказать серьезного влияния на умы. Карл Маркс внимательно следил за деятельностью Карла Фогта; достаточно хорошо известна дружеская полемика, в которой он благодарит его за постоянное присутствие и активное участие в политической жизни Германии в самый критический момент.