Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Габриэл Мэри

Сидя в своем кабинете, Маркс буквально смакует всеобщее безумие, насмешничая в письме Кугельманну: «Имею честь быть самым оклеветанным и самым зловещим человеком Лондона! Это неплохо — после 20-то лет утомительной «идиллии в глуши» {88}.

Преследование «красных» во Франции стало совершенно безудержным, и появилась необходимость вывезти оттуда дочерей Маркса, его зятя и внуков — им нужно было уезжать из Бордо. Поль обратился за испанским паспортом (на который имел право, так как родился на Кубе), и, получив его, повез все семейство на юго-запад, в курортное местечко Баньер-де-Люшон во Французских Пиренеях, известное своими минеральными источниками. Они ехали под чужими именами — «Мора» для Лафаргов и «Уильямс» для Женнихен и Тусси — стараясь ни с кем не общаться. В доме, где они поселились, никто не появлялся, кроме служанки, хозяйки и доктора для младшего сына Лауры, Марка-Лорана, которому было уже 4 месяца — и он все еще болел {89}.

Несмотря

на все эти предосторожности, в июне Маркс узнал, что местонахождение Поля раскрыто, и ему грозит арест. В зашифрованном письме он передал дочерям, что им нужно немедленно покинуть Люшон:

«Вообще говоря, теперь, после консультации с известными специалистами-докторами и получения полной информации, я полагаю, что вам всем следовало бы оставить французскую часть Пиренеев и переехать в испанскую. Климат там гораздо лучше, и перемена, в которой вы все нуждаетесь, почувствуется гораздо сильнее. Это особенно касается Тула, так как его здоровье будет ухудшаться и может даже оказаться в большой опасности, если он и впредь не будет следовать советам людей, сведущих в медицине и прекрасно знающих его организм, и, кроме того, консультировавшихся с его прежними докторами в Бордо». {90} [71]

71

Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.

Тем не менее, Женнихен написала Энгельсу, что в ближайшее время им уехать не удастся. Используя отцовский шифр, она писала: «В результате столь благоразумного поведения здоровье Тула настолько хорошее, что нет никакой необходимости в перемене климата». [72]

В любом случае, маленький Марк-Лоран был настолько плох, что не перенес бы путешествия, и им требовалось дождаться его выздоровления {91}. Однако он не поправился: 26 июля ребенок умер, таким образом, Лаура потеряла уже второе дитя за два года {92}. Его похороны в Люшоне были печальны — скорби добавляла и мысль, что он будет лежать в чужой земле совсем один.

72

Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.

Возможно, Лафарг считал, что ведет себя сдержанно, но 4 августа в дверь их дома постучал мужчина. По словам Энгельса, он сказал: «Я офицер полиции, но республиканец по убеждениям; мы получили ордер на ваш арест, нам известно, что вы занимались связями революционеров Бордо и Парижской Коммуны. У вас есть час, чтобы успеть перейти границу». {93}

Лафарг последовал совету офицера и отправился в путь верхом на муле, проделав путь длиной в 25 миль — от Люшона до испанского города Босост {94}. Через несколько часов после его отъезда полиция нагрянула в дом, где остались Лаура, ее трехлетний сын Шнапс, Женнихен и Тусси. Полицейские обыскали дом и нашли письма с упоминанием о наборе в Интернационал новых членов, из чего был сделан вывод, что здесь проживал именно Лафарг. Женщин обвинить было не в чем, но их дом оставили под наблюдением {95}. Вскоре после этого они будут находиться под домашним арестом.

37. Баньер-де-Люшон, Франция, лето 1871

Можно позволить себе с молчаливым презрением относиться к тому, как правительство сходит с ума, и смеяться над фарсом, в котором это правительство путается в собственных панталонах; если бы подобные фарсы не оборачивались трагедиями для тысяч мужчин, женщин и детей.

Женнихен Маркс {1}

Через два дня после бегства Лафарга из Люшона женщины и Шнапс отправились в карете к нему в гости и убедились, что он благополучно прибыл в Испанию. Лаура беспокоилась за мужа, была раздавлена смертью своего ребенка и полна страха за оставшегося сына, у которого тоже появились симптомы болезни {2}. Однако Женнихен была совершенно очарована тем, что описала как «сцены несравненной красоты».

«Мы видели горы белоснежные и горы черные, как ночь; ярко-зеленые луга и сумрачные леса; быстрые стремнины и лениво протекающие реки. По мере нашего приближения к Испании, горы становились все более дикими, суровыми и первозданными». [73]

Они прибыли в грязный и засушливый Босост, бедное крестьянское селение у подножия Испанских Пиренеев и увидели, как дети на главной площади городка играют со свиньями. По пути они видели деревенскую ярмарку {3}. Эти сценки невинного веселья и то, что Поль устроился удобно и, судя по всему, безопасно,

слегка подняли подавленное настроение Лауры. Однако к концу дня не осталось сомнений, что Шнапс заболел, по некоторым признакам — дизентерией. Не желая рисковать жизнью единственного ребенка, Лаура решила остаться с мужем в Испании, а Женнихен и Тусси отправились обратно во Францию {4}. Они нашли симпатичного возницу и осторожно двинулись по узкой горной дороге в город Фос на французской границе, где им предстояло пройти таможню. Двоих молодых женщин, без вещей, одетых явно для короткой поездки внимательно осмотрели — и уже разрешили вознице ехать дальше, но не успели девушки сесть в экипаж, как появился офицер, без всяких объяснений приказавший следовать за ним именем Республики. Женнихен и Тусси прошли в небольшую комнату, где их ждала женщина, чтобы произвести личный досмотр. Ни Женнихен, ни Тусси не желали проходить такую унизительную процедуру и сказали, что разденутся сами. Женщина сказала, что это невозможно, и отправилась за офицером {5}. Воспользовавшись ее отсутствием, Женнихен вынула из кармана старое письмо Флоранса, которое всегда носила с собой, и сунула его в пыльный гроссбух, стоявший на полке. Позже Энгельс писал: «Если бы это письмо нашли, обеим сестрам пришлось бы против своей воли совершить путешествие в [французскую колонию в Тихом океане] Новую Каледонию». {6}

73

Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.

Таможенница вернулась вместе с прокурором, который строго сказал Тусси: «Если вы не позволите этой даме обыскать вас, я сделаю это сам». Вероятно, он хотел испугать девушку и тем самым склонить ее к сотрудничеству, но Тусси не испугалась и парировала: «У вас нет права обыскивать подданную Великобритании. У меня британский паспорт!»

Не особенно, впрочем, впечатленный, прокурор собирался выполнить свою угрозу, поэтому сестры позволили женщине выполнить свою работу. Обыск был тщательным — обеих заставили раздеться до нижнего белья и чулок, каждую снятую вещь таможенница ощупывала и осматривала; затем им обеим тщательно расчесали волосы. Ничего, разумеется, обнаружено не было, кроме газеты — у Женнихен — и обрывков письма у Тусси — она безуспешно пыталась его проглотить. Однако прокурор не был удовлетворен обыском. Он арестовал возницу, привезшего дочерей Маркса, и куда-то отправил его под конвоем двух охранников в служебном экипаже. Затем они все вместе проследовали в Люшон, проехав через весь приграничный город — на пути их следования собралась гомонящая толпа зевак, которые были уверены, что сестры — знаменитые воровки или контрабандистки. В 8 вечера процессия достигла Люшона, и экипаж остановился перед домом Эмиля де Кюратри, того самого суперинтенданта, с которым консультировались насчет Лафарга власти Бордо несколько месяцев назад. Кюратри был на воскресном концерте и приказал его не беспокоить, поэтому Женнихен и Тусси отвезли домой и велели дожидаться, когда суперинтендант освободится.

Помимо концерта, как вспоминала Женнихен, они с Тусси стали главным аттракционом городка в тот вечер. В каждой комнате сидело по шпику, полиция следила за каждым взглядом подозрительной парочки. Весь дом обыскали — на предмет свидетельств того, что девушки имеют отношение к поджигательницам Парижа. Придирчиво осмотрен был даже маленький ночник, на котором обычно подогревали молоко для малыша, Женнихен сказала, что на него смотрели, «как на адскую машину». Затем мужчины расположились в креслах и на софе, пытаясь разговорить Женнихен и Тусси, однако они обе молчали. В ответ полицейские грозно уставились на них, и так продолжалось до половины одиннадцатого — пока не приехали Кюратри, главный прокурор, двое судей и суперинтендант полиции Тулузы и Люшона.

Тусси отвели в отдельную комнату, а Женнихен осталась в гостиной, в компании инквизиторов. Более двух часов Кюратри задавал ей вопросы о Лафарге, ее друзьях, ее семье и причинах ее приезда в Люшон. Она отказалась отвечать, сказав только, что приехала на воды, так как страдала от плеврита. Кюратри предупредил ее, что если она будет препятствовать следствию, то пойдет по делу как соучастница. Он заявил: «Завтра, по закону, вы дадите показания под присягой и позвольте мне сообщить вам, что мсье Лафарг и его жена арестованы».

Тусси привели обратно, и Женнихен велели отойти подальше, чтобы она не могла повлиять на ее ответы. Прямо перед ней уселся полицейский, следя, чтобы она не подавала сестре тайных знаков. Тусси было велено отвечать только «да» или «нет» на пункты из списка на листке бумаги, который они называли декларацией Женнихен, хотя на самом деле это был их собственный список обвинений, которые они пытались сфабриковать. Не желая противоречить Женнихен, Тусси ответила на некоторые пункты утвердительно {7}. Позднее Тусси вспоминала: «Это ведь был грязный трюк, не так ли? Однако они мало чего им добились». {8}