Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Габриэл Мэри

Со времени переезда из Сохо Маркс и Женни очень отдалились и от внешнего мира… и друг от друга. Вместе они разделили много страданий и совсем немного радостей. Они жили вместе, однако их все больше связывала совместная работа, а не пылкая любовь. Казалось, счастливее всего они были вдали от Лондона — и врозь. Разумеется, было бы удивительно, если бы их тяжелая жизнь никак не отразилась на их браке. Однако в 1871 году их отношения снова начали меняться. Вспыхнула новая нежность, они снова получали радость от общения друг с другом. Возможно — во многом благодаря Энгельсу, который спас их от выматывающих и разрушительных финансовых трудностей. Возможно, влияло и само присутствие Энгельса в Лондоне, а также то, что они вновь оказались

в центре кипящей общественной жизни. Возможно также и то, что Маркс, наконец, освободился от тяжкого груза «Капитала», выпустив первый том книги.

Каковы бы ни были причины, в тот год любовь Маркса и Женни вспыхнула с новой силой. Маркс писал Женни из Брайтона: «Все это время я ни о чем не жалел, как о твоем отсутствии». {19} В начале сентября Женнихен и Тусси вернулись из своего долгого крестового похода по Франции, появившись как раз вовремя, чтобы помочь отцу подготовиться к тайному конгрессу Интернационала в Лондоне. (Ежегодный конгресс должен был пройти в Париже, однако при сложившихся обстоятельствах это было невозможно. Кроме того, учитывая возросший негатив по отношению к Интернационалу, публичный конгресс мог привлечь слишком пристальное внимание.) Рабочая группа должна была не только выработать курс в условиях, сложившихся после разгрома Коммуны — Маркс и Энгельс собирались дать отпор Бакунину, пытающемуся подмять под себя организацию.

Со времени последнего визита в дом Маркса в 1864 году Бакунин постоянно устраивал заговоры с целью избавить Интернационал от влияния и доминирования Маркса. В 1868 он основал анархистскую группу, желавшую объединиться с Интернационалом, однако их инициативу отвергли.

Якобы подчинившись решению Интернационала, Бакунин утверждал, что распустил группу, но на самом деле оставил ее в качестве глубоко законспирированной тайной организации {20}. Затем на горизонте замаячили активные действия. Отчасти действительно желая увеличить численность группы, но по большей части — понимая, что пока он не в силах выиграть, в 1870 году Бакунин ввязался в события во Франции.

Призыв огромного, лохматого, беззубого русского к оружию был воспринят с тревогой и недоверием. Он был арестован и брошен в Лионскую крепость, затем бежал в Марсель, где продал свое последнее имущество — револьвер — обрился наголо, сбрил бороду и уехал в Швейцарию {21}.

Бакунина легко было принять за эксцентричного шута, однако легенда, окружавшая его имя, была так прочна, что покрывала все его личные неудачи и промахи. Маркс хорошо знал возможности своего соперника, Бакунин представлял реальную угрозу для Интернационала и самого Маркса. Поменяв свое фирменное кепи на соломенную широкополую шляпу, повязанную красной лентой, он неожиданно имел успех в Италии и Испании, а также навербовал немало сторонников в Швейцарии. Лондонская конференция была очень важна, чтобы остановить его, а также разрешить споры между английскими делегатами по поводу отношения Маркса к Коммуне. Как раз в тот момент, когда весь мир уверовал в зловещую мощь Интернационала, организация находилась на грани раскола {23}.

Первым делом по приезде в Лондон делегаты направлялись в дом Маркса. Многие из них никогда с ним раньше не встречались — он для них существовал только в виде подписи под статьями и документами. Испанец Ансельмо Лоренцо вспоминает свою незабываемую, первую встречу с Карлом Марксом:

«Мы остановились перед домом, и в открытых дверях появился пожилой человек с внешностью библейского патриарха. Я робко и почтительно приблизился к нему и представился, сказав, что представляю испанское отделение Интернационала. Он тепло обнял меня, поцеловал в лоб и провел в дом, говоря со мной в самых восторженных выражениях по-испански. Это был Карл Маркс. Семья его уже отдыхала, поэтому принимал и ухаживал за мной он лично, с изысканной любезностью».

Лоренцо переночевал в доме Маркса и на следующее утро был так же рад встрече с

Женнихен и Тусси. Женнихен он описал как «девушку идеальной красоты, отличающуюся от всех типов женской красоты, которые я встречал раньше. Она попросила меня почитать что-нибудь для нее, чтобы она могла поправить свое произношение». Потом он описывает встречу с 16-летней Тусси, которую попросили помочь Лоренцо отправить телеграмму в Испанию.

«Я был поражен и тронут готовностью, с какой эта молодая девушка помогала иностранцу, которого видела впервые в жизни, такое не в обычае у испанской буржуазии. Эта юная леди, почти девочка, красива, весела и улыбается, словно само олицетворение счастья».

Тусси, в отличие от отца и старшей сестры, не говорила по-испански, поэтому общаться им было труднее.

«Каждый раз, как кто-то из нас давал маху, мы оба смеялись так сердечно, словно всю жизнь были друзьями». {24}

Заседания Интернационала длились 5 дней. Фридрих Лесснер вспоминал это время как хаос — языков, глубоких различий в темпераменте и различных точках зрения. Атмосфера, по его словам, была настолько раскалена, что все перессорились, а встречи проходили бурно и не всегда мирно {25}. По окончании было вынесено 17 резолюций, включая ответ на угрозы Бакунина и важное заявление о последующих шагах Интернационала {26}. Несмотря на панические публикации в прессе о том, что Интернационал хочет разрушить все столицы мира, конгресс, ставший первым после разгрома Коммуны, призвал к легальным методам революционной борьбы:

«Пролетариат не может действовать как класс, не превратившись в политическую партию… это необходимо для того, чтобы обеспечить торжество социальной революции и достижение ее конечной цели — уничтожение классов». {27}

24 сентября, на следующий день после закрытия конференции состоялся большой торжественный обед в честь празднования седьмой годовщины организации {28}. (Энгельс приписывал такое долголетие исключительно заслугам Маркса; характерно, что он при этом его критикует — говоря о «подавляющем господстве и ревнивой натуре» — но именно к этому относит секрет сплоченности Интернационала. Маркс просто не позволил бы ему сбиться с курса или потерпеть неудачу.) {29}

Банкетные столы ломились от обилия еды, вина и пива, речи и тосты звучали всю ночь. Произнес свою речь и Маркс. Он сравнил гонения на I Интернационал с гонениями на первых христиан, отмечая, что они не спасли Рим, и точно так же современные нападки на рабочее движение не спасут капиталистический строй. IX Резолюция конгресса призывала к созданию политических рабочих партий, и слова Маркса звучали предупреждением правительствам, которые могли пытаться препятствовать рабочему движению:

«Мы ответим им всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении… мы должны заявить правительствам: мы будем бороться с вами мирными способами, когда это возможно, и при помощи силы — когда это необходимо». {30}

Энгельс и Маркс считали этот конгресс более успешным, чем все предыдущие, поскольку он был закрытым и сравнительно небольшим по численности, и потому у делегатов было меньше возможностей для противостояния {31}. После всей проделанной работы эти двое мужчин сделали то, чего не делали никогда: они отправились на побережье и устроили себе 5-дневные каникулы, которые и провели вместе со своими женами {32}, отправившимися в Рамсгейт чуть раньше, пока мужья занимались политикой {33}. У Женни не осталось подруг по партии с тех пор, как Эрнестина Либкнехт перебралась в Берлин в 1862 году, и хотя они активно переписывались, их дружба была окончательно прервана смертью Эрнестины в 1867. Однако с Лиззи они подружились быстро. В свои 44 она была значительно моложе 57-летней Женни, однако выглядела едва ли не старше: Лиззи была «рабочей девчонкой» и рано повзрослела. Со своей стороны, Женни так долго во всем себе отказывала, что теперь наслаждалась жизнью и буквально излучала счастье, что очень ее молодило.