Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Маркс и Энгельс планировали хранить молчание и дистанцироваться от программы новой партии {25}, но в конце концов Маркс решил, что должен ответить. Он написал памфлет «Замечания к программе Германской рабочей партии», в котором безжалостно разобрал весь документ почти дословно {26}.
«Совершенно очевидно, что для того, чтобы вообще иметь возможность сражаться, рабочий класс должен организоваться у себя дома как класс, и что полем его битвы станет его собственная страна».
Это Маркс пишет в ответ на утверждение новой партии, что борьба за равные права есть прежде всего борьба национальная. Далее он утверждает, что было бы наивно полагать, будто в эпоху глобальных транзакций какая-то страна может изолировать
Он лихо подхватывает смутный и неопределенный тезис Готской доктрины о справедливом распределении труда — в программе не дается никаких объяснений, каким образом этого можно добиться — и впервые использует тезис «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» {28} Также развенчивает он и представления об отношениях человека и государства, говоря:
«Свобода состоит в преобразовании государства из органа, подавляющего общество, в орган, полностью подчиненный обществу». {29}
Наконец, Маркс описывает долгий путь, который предстоит пройти, чтобы общество стало бесклассовым:
«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного преобразования из одного в другое. В соответствии с этим мы получим и политический переходный период, когда государство не может быть ничем иным, как государством революционной диктатуры пролетариата» {30}.
Свой 18-страничный памфлет Маркс закончил цитатой из Иезекииля: «Я говорил и тем спас душу свою» {31}.
Легко понять, что в «Замечаниях» Маркс с наслаждением вернулся к стилю свободной и чистой полемики. На 5 лет он похоронил себя в своих старых работах, переписывая и дополняя, переводя их на другие языки — и в 1875 году, наконец-то, отослал французскому издателю последние листы верстки французского перевода первого тома «Капитала» (он посвятил его Женнихен). Тираж в 10 тысяч экземпляров был распродан очень быстро, и «Капитал» обрел новую широкую аудиторию во Франции и Англии {32}. В марте в лондонском еженедельнике «Фортнайтли Ревью» появляется короткая статья «Карл Маркс и немецкий социализм», в которой «Капитал» раскритикован и назван вызовом, брошенным власти, написанным «уличным языком». Похоже, автора задело не столько содержание того, что Маркс написал, сколько страстность, с какой он это сделал. Если бы подобная статья появилась после первой публикации книги, 8 лет назад, Маркс и Энгельс были бы счастливы. Теперь — это было всего лишь забавное недоразумение, подтверждение того, что «Капитал» до сих пор способен вдохновлять людей на написание подобных глупостей. Тем не менее, одна строка из этого обзора окажется пророческой: «Люди могут оказать ему честь, браня его — но только не читая» {33}.
Тем летом вся семья Маркс разъехалась из Лондона. Маркс решил снова отправиться в Карлсбад, на этот раз в одиночестве. Женни решила съездить в Женеву, чтобы повидаться с друзьями по партии (в политическом смысле слова), а затем поехать в Кельн, к старым знакомым {34}. Женнихен и Лонге провели часть августа в Германии, возможно, чтобы легче пережить печальную годовщину смерти их мальчика. Если не считать дискомфорта из-за жары (заставившей Женнихен отказаться от одной из трех ее фланелевых юбок {35}) и множества пропущенных и отложенных встреч со знакомыми и друзьями, то поездка прошла на удивление мирно. Также без инцидентов прошло и путешествие Маркса. На корабле по дороге на континент его попутчиками оказались покойник, которого переправляли в Майнц, и католический священник, который продемонстрировал Марксу пустую бутылку и сообщил, что испытывает сильную жажду и голод… Маркс предложил святому отцу свою бутылку коньяка, из которой священник сделал несколько глотков, после чего начал отпускать сомнительные шуточки в адрес других пассажиров {36}. В Карлсбаде Маркс обнаружил тех же постояльцев, что и в прошлом году: либо «толстых, как бочки», либо «тощих, как грабли».
Капитан полиции Карлсбада, которому было поручено вести за Марксом слежку, писал в своем рапорте: «Ведет себя тихо, мало общается с другими гостями и часто совершает долгие прогулки в одиночестве». {38} Этот полицейский рапорт полностью противоречит колонке светских сплетен в одной венской газете, где Маркс назван обаятельнейшим человеком, «исключительно образованным, его знания столь же глубоки, сколь и широки… у него всегда под рукой нужное словцо, обезоруживающая улыбка, искрометная шутка». При общении с дамой или ребенком он — «превосходный рассказчик… Он, несомненно, скорее философ, нежели человек действия, и в нем куда больше от историка или, возможно, стратега движения, но не от опытного бойца».
Автором этого потрясающего во всех смыслах повествования мог быть врач Маркса, Фердинанд Флеклс {39}, да и кто бы это ни был — статью явно намеревались напечатать в прошлом году, когда Маркса рассматривали в качестве скрытой угрозы спокойствию курорта.
Разумеется, в свои 57 Маркс больше не изображал из себя свирепого революционера. Он был грузен, с копной мягких седых волос и такой же седой бородой, с улыбающимся лицом и веселыми глазами человека, который получает удовольствие от жизни. Максим Ковалевский, познакомившийся с Марксом в Карлсбаде и затем продолживший общение с ним в Лондоне, писал:
«Люди по-прежнему считают Маркса мрачным и высокомерным повстанцем, бунтовщиком против буржуазной науки и культуры. Но в реальности он был прекрасно образованным джентльменом англо-немецкого образца. Благодаря тому, что теперь, наконец-то, условия его жизни были вполне благоприятны, он был счастливым человеком» {40}.
Женни тоже была счастлива. Этой осенью немецкая газета «Frankfurter Zeitung und Handelsblatt» опубликовала ее статью об английских актерах. Редакции так понравилось ее небольшое эссе, что Женни попросили написать серию статей, посвященных английскому театру и культурной жизни Англии. Это позволило ей не только чаще ходить в театр, который они с Марксом всегда любили — но и стало признанием ее литературного таланта. Ее статьи публиковали не потому, что она была женой Карла Маркса, а благодаря ее собственному уму и чувству стиля. Она была счастлива — но, привыкнув всю жизнь находиться в тени своего мужа, попросила, чтобы статьи публиковались анонимно {41}.
31 декабря 1875 года Карл Маркс, взяв за руки свою жену и Лиззи Бернс, провел их «торжественным маршем» {42} по натертому до блеска паркету в танцевальной комнате дома на Мейтланд-парк. Все были одеты в праздничные костюмы и готовились встретить полночь — и начало Нового года. Маркс, Энгельс, их жены, Ленхен, дочери Маркса и многочисленные друзья имели право радоваться от души: Женнихен вновь была беременна {43}, и на этот раз ее ребенку не грозило рождение в бедности и нужде. Родить Женнихен должна была в мае — и потому согласилась оставить работу учительницы в марте, поскольку теперь их маленькой семье вполне хватало того, что зарабатывал Лонге. Они даже собирались нанять кормилицу (что уже спасло однажды жизнь новорожденной Тусси в 1855 году) {44}. Лонге собирались сделать все, чтобы защитить свое будущее дитя. Они не могли — вся семья не могла! — позволить себе потерять еще одного.
Маркс излучал энергию. Даже Энгельс отметил, что из Карлсбада его друг вернулся другим человеком, — «сильным, активным, веселым и здоровым» {45}. На курорте Маркс ознакомился с новым изобретением — фильтрами для сигар — и заказал себе 200 штук {46}. На протяжении многих лет доктора настойчиво рекомендовали ему бросить курить, но теперь у него был прекрасный повод этого не делать. Разумеется, ни он, ни Энгельс даже и не думали завязывать с выпивкой, хотя Маркс по-прежнему очень страдал от похмелья.