Кармелита. Наследники: игры на вылет
Шрифт:
– В ночь с субботы на воскресенье она сделала два вызова, – молодой мужчина сделал паузу. – Жданову.
– Жданову?
– Да.
– Интересно, – Гончаров отложил ручку.
– Вот детализация звонков самого Жданова… И тут нас подстерегает первая странность.
– Какая?
– Сам Жданов звонил ей примерно за полторы недели до случившегося. То есть, вызовы с его телефона на её не осуществлялись довольно давно. А он ведь вам сказал, что они расстались… вот и ответ.
– Это ещё не ответ, – Гончаров нахмурился. – Давай дальше.
– Вырисовывается логическая цепочка, товарищ майор.
– Я бы с радостью выслушал.
– Хорошо, – оживился литеха. – Если взять за основу тот факт, что
– Во сколько были вызовы?
– Первый через десять минут после полуночи, а второй через три минуты после первого…
– Ты хочешь мне сказать, что она, убегая от убийцы, которым был не Жданов, пыталась таким образом привлечь внимание?
– Да, я думаю, что она пыталась ему позвонить, чтоб он её спас…
– Тоже мне, рыцарь! – фыркнул майор. – Но раз вызовы были не отвечены, то где, мать его, находился наш белый и пушистый сердцеед?
– Допросите его ещё раз с учетом новых фактов.
– Сам решу, что мне делать.
– Но товарищ майор. Вы ведете себя так, словно…
– Послушай лейтенант, сколько ты здесь?
Мент замялся, смотря на старшего.
– Год? Два? Три? – перечислял Гончаров. – А я тут больше двадцати лет! И поверь, я знаю, как устроены мозги преступников! А эти телефонные вызовы ещё ничего не значат!
– Я понял.
– Ничего ты не понял! Мог бы не прикидываться!
– Товарищ майор…
– Нужно провести обыск в доме Жданова. Срочно.
– Будет исполнено, – буркнул обиженный младший офицер. – Уже бегу и спотыкаюсь.
– Язвить тебя хорошо научили. Я смотрю, – начал злиться Гончаров.
– Меня учили докапываться до правды, а не делать виноватым первого встречного!
– Докапываться? – усмехнулся майор. – Хорошо. Возглавишь группу археологов!
– Каких ещё археологов? – не понял литеха.
– А таких! – рявкнул Григорий. – Если под домом действительно алмазная жила, то её нужно ликвидировать быстрее, чем Жданов всё поймет и вынесет!
– Бероев на допросе что-то сказал?
– Бероев что-то сделал! – Гончаров бесился от осознания того, что он никак не может забежать вперед и предугадать следующий шаг мэра. – Он хочет приобрести право собственности на этот чертов особняк! Мы обязаны успеть! Иначе вообще пролетим!
– Я понял, – кивнул лейтенант. – Есть начать поиски алмазов!
– Тише ты! – Горигорий Романович покачал головой, глядя на неопытного коллегу и усмехнулся. – Помни, что чем меньше мы светимся, тем больше шансов!
– Так точно!
– Иди.
– А как же звонки?
– Я разберусь с этим сам!
– Но вы должны задержать Бероева до выяснения обстоятельств и вообще…
– Хватит! Виновен Жданов! Жданов! И точка!
– И долго ты ещё будешь отрицать очевидные вещи? – Виталий вошел в кабинет, прихрамывая как обычно. – Просмотри допрос декана и допрос Жданова. Вспомни обо всём, что я тебе говорил… просмотри пленку Лимова! В конце концов! Прислушайся!
– Вы что, сговорились?! – майор не ожидал такого натиска. – Какого вы меня прессуете?!
– А такого, – Викторов серьезно посмотрел в глаза коллеге. – Ты нарочно пытаешься засадить сынка Жданова, чтоб ему отомстить за какую-то подлянку десятилетней давности?
– У меня куча работы, – сразу пошел на попятную Гончаров. – Работы куча! Отвалите!
Неудобно получилось. Гончаров не привык забывать добрые дела. Жданов в свое время здорово ему помог, тогда, когда все остальные отвернулись. На самом же деле Гончаров давным-давно понял, что Даниила действительно подставили. Слишком много неурядиц. В любой другой ситуации он бы просто сказал, что это ревность, а здесь никакой очевидной связки не наблюдалось.
Глеб наведался в больницу. Даже во рту было гадко, будто и туда наложили большую кучу. Парень напугал врача своим внешним видом. Ему становилось плохо от мысли, что Хабаров вот-вот скончается, но больше идти было некуда. Одному в пустом доме было бы ещё хуже. В палате стояла тишина, нарушаемая только тиканьем каких-то приборов. Глеб попросил врача позволить ему остаться на ночь, на что медик ответил отрицательно, дескать, нечего делать здесь ночью. Только травить себе душу.
Парень сел возле кровати и взял отца за руку. Сколько раз он так делал? Когда он так делал? Сколько ещё продлится это? Держа руку отца, Глеб понимал, что это его единственная опора и если он останется без неё, то погибнет. Очень хотелось заплакать. Громко и сильно. Такое чувство бывает у детей. Желание поплакать у взрослого человека тоже может возникнуть, но не с той поразительной ежедневностью, которая присуща малышам. Глеб подавил эмоции. С трудом, но сумел. Он никогда не отрицал, что является сентиментальным, но слезы сейчас были бы признаком слабости. Показать слабость в бизнесе – недопустимо. Хабаров помнил слова Жданова. Он относился к другу с большим уважением и для себя решил: уж если кому и подражать, то Дане. Может, не совсем правильная позиция, учитывая, в какие передряги всегда попадал Жданов, но других примеров попросту не было в окружении. Кроме отца и Даниила Глеб практически ни с кем не общался.
Помню, батя говорил: «Сможешь!»
Он был для меня лучшим другом.
В голосе слышу обиду и горечь.
Вряд ли меня ты теперь уже вспомнишь.
В адском кругу чужеродных картин –
Криками, ссорами, гематомами.
В сопли напившись крепкого рома, –
Помню, меня выгонял он из дома…
Снова звонки, снова звонки, снова:
«Ты никогда здесь не будешь сыночком!!!», –
На заднем плане орет, что есть мочи
Ебнутый отчим, посреди ночи.
Глеб успел достаточно пофантазировать, какой была его жизнь, не свяжись мать с этим чертовым дальнобойщиком. Фантазировал о том, что всё изменится. Тогда он был ребенком. А мечты и сейчас не хотели отпускать. Парень презирал себя за то, что позволил Регине так запросто вышвырнуть отца из жизни.
И как бы не было дома красиво –
Эти двери в объятьях сатиры.
Стены пропитаны там негативом.
К черту! Подальше от этой квартиры.
Ты для меня будто тени –
Исчезаешь в полчаса.
Если ты меня слышишь, папа,
Просто открой глаза!
В голове моей пустота;
Темнота и не видно дна.
И пуста моя комната.
Как мне выйти из омута?
Человек может изменить всё, что угодно, кроме трёх составляющих жизни: матери, даты рождения и даты смерти. Это закон. Выше головы не суждено прыгнуть, даже если ты спортсмен ультракласса. Глеб же никогда не дружил со спортом. Хабаров в своё время пытался научить его стрелять из горнолыжной винтовки, но без толку. Лыжи быстро пришли в негодность, да и Глебу было неинтересно. Год или два назад никто не мог знать, чем обернется ранее незалеченная болячка. Сергей Хабаров предпочитал действовать сразу после появления проблемы, но в этот раз не уследил за сигналами, которые подавал организм. Сам Глеб мог бы посоветовать отцу обратить к врачам, но и он не знал о болезни. Не торопился узнать. Так будет честнее.