Кармелита. Наследники: лёд и пламя

Чудинка

Даня проклял тот день, когда они остались вдвоем после баскетбола: «Мне нравится твоё тело…», – сказал Клей, увлеченно рассматривая обнаженный торс блондина в раздевалке. Жданов тогда чуть было не лишился дара речи. Конечно же, после этого Клей светил фонарем под глазом и распухшей губой, но обиды на парня не держал, понимая, что тому нужно время переварить информацию.

Позднее студент узнал, что Жданов является гомофобом, правда, скрывает сей факт довольно тщательно. Всё же фобии, какими бы они ни были, но это страхи. Банальные страхи, а признаваться

кому-то в том, что ты чего-то боишься всегда стремно.

– Брось, Жданов! – последняя попытка «уговорить» снова ни к чему не привела. – Только один поцелуй и ты получаешь свои бабки! Я никому не скажу, честно!

– Братец засосет лучше! – Даниил усмехнулся, показав средний палец.

– Посмотрим ещё! – крикнул вслед Клей.

– Милехина! – Лапину начинало казаться, что его не воспринимают всерьез, особенно первокурсники. – Долго ждать?!

Кира поняла, что спасти её от сцены с Бероевым может только чудо, на которое уже не приходилось рассчитывать. Он в свою очередь пошло улыбался и пытался всячески привлечь к себе внимание. Девчонка, игнорируя приказы декана, присела на край рабочего стола, изо всех сил стараясь делать вид, что всё прекрасно. На самом же деле её колотило от страха. Хотя в присутствии профессора Бероев вряд ли бы стал распускать руки. Сказать о том, что она боится, Кира не могла. Во всяком случае, не при нем.

– Милехина! – снова рыкнул декан. – Ты играть собираешься или хочешь вылететь из спектакля?!

– Я сейчас…

– Даже не думай! – Даня появился в последний момент, подмигнув совсем уж сникшей первокурснице, вытянулся по струнке перед деканом. – Ромео воскрес и теперь готов играть!

Бероев и Лапин одновременно заскрежетали зубами. Если бы можно было сравнить их амплитуду «неприязни к Жданову», то получилась бы одна и та же картина. Аскольд Прокофьевич был готов на самые крайние меры.

– Ты где был?!

– Перекуривал.

– Не стыдно?

– Курить?

– Врать! – сорвался Лапин. – Ты же не куришь!

– Рад, что вы это помните, – Даню невозможно было смутить.

– Ты доиграешься, ох, доиграешься…

– Аскольд Прокофьевич, давайте лучше о спектакле.

– Смотрите на него! О спектакле он вспомнил!

– Зря вы так… я о нём и не забывал.

– Да забудешь тут! – Виолетта, нервничая от того, что ей досталось слишком «много» текста, ходила из угла в угол, косясь на Милехину. – Всё утро репетируем и нет толку.

– Вас не спрашивали, барышня! – Лапин учтиво сделал ей замечание.

– У барышни словесный понос, – констатировал Даня, усмехнувшись.

– Мы играть-то будем? – Макар неожиданно появившийся в поле зрения разрядил обстановку.

– Ты что, в детстве не наигрался? – Жданов посмотрел в его сторону.

– Кто бы говорил!

– Всё на сцену, живо! – Лапин повысил голос, давая понять, что он все ещё здесь.

– По-моему, это только наша сцена, разве нет? – Даня вгляделся в текст. – Ромео и Джульетта прощаются на балконе…

– Ну так прощайтесь быстрее,

а то мы тут весь день проторчим! – Камолова раздраженно поправила волосы.

Как ни крути, но когда Калягина уехала по делам, Аскольд Прокофьевич сразу понял, что сам ничего не сможет. Так оно и вышло. Когда всё взгромоздились на сцену как было велено, декан отметил, что актерский состав далеко не в полном составе!

– А где трусливый лев и железная леди?

– Кто?

– Хабаров и Крылова, – подсказала Виолетта, опять понадеявшаяся на доброжелательность со стороны блондина. Дане и в голову не пришло бы так обозвать Глеба и Зору.

– Да, именно, – Лапин сверлил филфаковца взглядом удава, узревшим добычу. – Где они?

Так получилось, что десять глаз уставились именно на Жданова.

– Так это… – замялся голубоглазый, соображая, что можно соврать. – Они сейчас… в костюмерной!

– Правда?

– Да.

– А если проверим? – декан прищурился.

– Вы же хотели посмотреть сцену с балконом, – неожиданно на помощь пришла Кира, у которой вроде бы снова прорезался голос. – Помните?

– Верно, – смягчился Аскольд. – Ладно, сперва сцена, а потом уже костюмерная, и помни, Жданов, что если ты мне снова соврал, то я тебя отчислю прямо сегодня!

– Спасибо, – выдохнув, прошептал Даня девушке.

Пока пронесло. А дальше нужно будет как-то выкручиваться.

– Ассистенты! Какого черта вы там спите! – орал Лапин. – Где балкон?!

– Ему бы ещё громкоговоритель и будет настоящий Римский оратор, – Жданов кивнул на профессора, бегающего по залу и раздающего ценные указания.

Кира открыла рот, когда двое парней выкатили на сцену импровизированный «балкон», состоящий из опор от качелей и малюсенькой деревяшки-перекладинки, находящейся на высоте трех с лишним метров.

– Что это? – вырвалось у цыганки с каким-то полу воплем.

– Ты чего? – Даня заволновался, увидев её состояние. – Кира?

– Н-ничего... я просто...

– У вас со зрением плохо? – Аскольд Прокофьевич вмиг оказался рядом. – Мы так до ночи провозимся, ни черта же не отрепетировано, а завтра выступаем! Что случилось, Милехина?

– Я боюсь высоты, – еле слышно выдавила она.

– Блин, я уж думал, – у Дани отлегло. – Мы это поправим.

– Согласен, – декан наконец-то улыбнулся. – И прямо сейчас! Полезай, Милехина!

– Куда?

– Туда! – Кира проследила за движением руки профессора и оправдались её худшие опасения.

– Аскольд Прокофьевич, – Жданов сделал шаг вперед, закрывая девушку. – Можно мы отрепетируем без балкона?

– Ты что, издеваешься?! Каким образом? Сцена на балконе не может быть без него!

– Она боится.

– Я тоже темноты боюсь, но в кинотеатре никто ради меня свет включенным не оставляет! – категорично заявил Лапин.

Дане хотелось сказать что-то едкое и оскорбительное, дабы не дать Киру в обиду, но в его положении любая перепалка могла стать последней, поэтому он сдержался.