Кармелита. Наследники: лёд и пламя
Шрифт:
– Что мать скажет?
– Какая разница? – Рубина сжала губы, посмотрев в очередной раз на коллегу отца. – Мне не пять лет! Я сама за себя в ответе!
– Она не знает, что ты здесь? – мужчина не скатился с нужной темы. – Мы не так давно разговаривали и Люците ужасно не нравилось наше общение...
– Да мало ли что ей там не нравится! – взвизгнула, чуть не поперхнувшись, цыганка. – Папа, ты должен меня поддержать!
– Да я и так слишком часто тебя поддерживаю... – он не мог сказать ничего другого.
– Это плохо? – Кудряшов на удивление удачно задал вопрос. – Плохо, когда отец помогает
– Действительно, па, разве тут есть что-то аморальное? Безрассудное? – Рубина посмотрела на майора с благодарностью. – Семья на то и семья...
– Да если бы была она, эта семья...
– Ну, пусть не в полном составе, но...
Сергей почувствовал себя лишним, хотел выйти, но Куликов усадил его на место.
– Мне пора... а то ведь опоздаю на паровоз...
– А ты куда? – цыганка мигом стала серьезной. – Уезжаешь?
– Да, я же, кажется, говорил...
– Может быть, но не мне! – состроив обиженную мину, Голадовникова отвернулась.
Павел и в самом деле забыл только ей сказать, что уезжает.
– В санаторий он едет, – ответил за подполковника Сергей. – И кстати, жестоко опаздывает!
– А я?
В девичьем взгляде читалось отчаяние. Мужчины подумали об одном и том же.
– Ты остаешься...
– Одна, – констатировала она. – И это справедливо, по-вашему?
– А ты считаешь иначе?
– Само собой!
– Какие будут предложения? – майор начал одеваться вслед за Куликовым.
– Я тоже еду!
И снова Павла Куликова словно придавили рамками общественных норм. Особенно цыганских.
– Куда, со мной? В санаторий?
Кивок и умильная улыбка были настолько обезоруживающими, что тут бы растаяло даже ледяное сердце. Обошлось почти без споров.
– Хорошо, сдаюсь, – Павел наконец махнул рукой. – Поехали, отдохнем!
Его немедленно стиснули в объятиях.
– Вот бы мне кто так сказал, – мечтательно протянул блондин в майорской форме. – Я в отпуске не был лет пять!
– Ты лучше чемодан бери и иди машину заводи! – старший почему-то не хотел, чтоб Рубина оставалось с мужчиной наедине. – А мы тут пока квартиру запрём!
– Понял, товарищ подполковник! – улыбнулся Кудряшов. – Чемодан-то не тяжелый...
– Да не мой чемодан! – заругался бывший подполковник. – Рубинин! Свой я и сам донесу!
– О, эм... – такого блондин не ожидал и с опаской глянул на цыганку. – А мне его доверят?
– Ну, учитывая, что я знаю место вашей работы и имя, – брюнетка игриво подмигнула ему. – Уверена, что донесете в целости и сохранности!
– Есть! – он отдал честь, улыбаясь.
Куликов резко затормозил на светофоре. Рубина сидела сзади. Бывший подполковник хорошо чувствовал, что майор смотрит на его падчерицу в зеркало. Заинтересованность так и проскакивала между цыганкой и полицейским, словно искры костра. Голадовникова увлеченно расспрашивала о работе правоохранителей, хотя раньше ей казались скучными люди в форме. Кудряшов с вдохновением отвечал на вопросы, не без гордости перечисляя свои заслуги.
Хотелось начистить ему физиономию. Почему? Бессознательная ревность или злоба на самого себя – ответа не было.
– Серёга! – окликнул того Куликов. – Сядь-ка за руль.
– Хорошо, – блондин немного удивился, но подчинился. – Только, если что – машина
– Починил! Садись!
Они поменялись местами и Павлу стало гораздо спокойнее. Спокойнее за Рубину, но не за автомобиль, потому что бывший его напарник гонял так, что любой Андретти бы нервно курил в сторонке. В маленьких городках, типа Ковальска, дорожное покрытие далеко не первой свежести, да и «ласточка» Куликова пережила столько, что того и гляди готова была развалиться. Наконец добрались до вокзала. Сергей любезно согласился таскать Рубинин чемодан и дальше. Билетов было навалом, хотя, ничего удивительного, ведь основной поток перебрался в аэропорт.
– Ладно, пора на перрон, а то посадка заканчивается, – Куликов пожал руку напарнику. – С машиной осторожней! Ну, до скорого!
– Так я и в вагон провожу, – майор никак не хотел отпускать цыганку. – Рубина, ты ведь не против?
Бывший подполковник опять разозлился. Голадовникова же напротив была рада.
– Да, папа, пусть проводит! Я не против!
«Молодежь! Что с неё взять?!» – снова не стал спорить старший.
Проводница, тучная и изможденная, даже не проверила паспорта, быстро запустив троицу в купе. Рубина потянулась за чемоданом, чтобы убрать мешавшую ношу. Её рука и рука Кудряшова на мгновение соприкоснулись. Вот тут уж Павел Петрович откровенно не выдержал, грубо оттолкнув майора, прошипел:
– Проваливай, провожатый! Устроил мне тут!
– Па, ты чего? – девушка, испугавшись реакции подполковника, поспешила узнать точное время отправления. – Ещё три минуты есть!
– Извините, если я… – майор покраснел.
– Выходим, провожающие! – раздался зычный крик проводницы. – Трогаемся уже!
Кудряшов заметно притих и даже сконфузился, когда Рубина вдруг обняла его.
– Удачно отдохнуть, товарищ подполковник! – еле выдавил полицейский, покидая купе. – До встречи!
Последняя фраза была адресована цыганке, которая устроившись у окна, ещё долго махала блондину, улыбаясь какой-то по-детски искренней улыбкой. Она не знала, что за человек этот Сергей Кудряшов, как он живет, с кем и где… И ошибочно полагать, что раз он – полицейский и друг приемного отца, то обязательно положительный! Среди таких как раз больше оборотней. Но что-то внутри никак не давало покоя, щемя и дергая. От поездки девушка ждала в первую очередь покоя и эмоций. Противоречивые желания, не правда ли? Да, возможно, но порой несовместимое может дать гармонию, а идеально подходящее вдруг организует хаос.
Куликов Павел Петрович же испытывал чувство вины. Перед самим собой, за то, что так быстро согласился взять Рубину, перед Люцитой за то, что согласился с собой, перед Кудряшовым за то, что выставил и отчитывал, как мальчишку...
Поезд набрал ход, оставляя позади Ковальские поля голые и одинокие, уныло остающиеся ждать прихода зимы. Осенняя природа непредсказуема как первый снег. Кого-то радует, кого-то огорчает.
====== Глава 22. ======
СГУ.
Муравьев, проходя по родному этажу химико-биологического профиля, не мог отказать себе в удовольствии закурить, хоть и знал, что курение категорически запрещалось на территории всего университета. Брюнет учился на естественно географическом факультете, являлся заядлым прогульщиком и дебоширом.