Карми
Шрифт:
Карми посмеивалась над его необычным видом; Байланто к его затеям уже привыкла. Смирол, размахивая руками, показывал округу. Смотреть, правда, кроме изредка попадающихся среди пустырей руин было не на что: время как следует поработало над Забытой Столицей. Когда-то это был огромный город — в лучшие времена население в нем превосходило миллион человек. Площадь, огороженная его стенами, казалась невероятно большой; с трудом верилось, что шестьсот лет назад этот город называли слишком тесным для живущих в нем людей, настолько тесным, что людям приходилось селиться в многоэтажных — в четыре, а то и в семь этажей — домах. В собственных дворцах-особняках жили всего около полутора тысяч семейств, остальные —
От многоквартирных домов мало что осталось. Строили их из мягкого камня, и не очень старательно; древние авторы обращали гневные тирады против бессовестных домовладельцев, которые сдавали внаем совершенно ветхие дома. Иные строения находились в аварийном состоянии с самого момента постройки — недобросовестность подрядчиков вошла в поговорки.
Зато неплохо сохранились богатые особняки и храмы. Бывший дворец принца Ордо Натоави Анхи, супруга королевы Ангитай Толан Гире Ану, присмотрел для себя один из вассалов Байланто. Разумеется, от дворца остались только обшарпанные стены, но архитекторы уже прикидывали, как использовать изящный портик и уцелевшие фрагменты фресок.
Судя по всему, Смирол не очень хорошо себя чувствовал, — правда, по хокарэму никогда нельзя судить о его самочувствии, но Смирол никогда и не пытался скрывать свои недомогания. Еще с младенчества он считался среди своих ровесников из замка Ралло самым слабым, поэтому никогда и не стыдился в этом признаться.
Однако в присутствии двух молодых дам мужчине неприлично охать и жаловаться, поэтому Смирол всего-навсего украдкой массировал переносицу и виски; другой бы на эти движения и внимания не обратил, но Карми, уже кое-чему научившаяся в замке Ралло, поняла, что у него сильно болит голова. Видимо, Смирол и в самом деле плохо переносил жару.
Когда они вернулись в лощину, с трех сторон ограниченную ступенями амфитеатра, Смирол отказался от обеда и отправился купаться под имитирующий источник фонтан Горгари. Мощность потока из полурасчищенного акведука была невелика: струи хватало только для снабжения водой каравана принцессы. И Смирол посчитал, что мулы не до такой степени разборчивы, чтобы отказываться пить из колоды, где он только что принимал водные процедуры. К дамам он вернулся, когда они принимались уже за фрукты.
— Полегчало? — встретила его вопросом Карми.
— Да-а, — отозвался Смирол, вольно разлегшись на ковре рядом с ней.
— Пообедаешь? — ласково спросила Байланто.
— Нет, не хочу. Дай лучше сливу.
Он с наслаждением сжевал розовую, сладкую с кислинкой, сливу, потянулся еще за одной, но передумал и налил себе красного вина, наполовину разбавив водой.
— По-моему, ты заболел, — сказала Карми, критически глядя, как жадно он пьет вино.
— Да нет, от жары раскис, — мотнул головой Смирол. — Противно даже.
После обеда, отдохнув пару часов, они, опять верхом и опять втроем, отправились смотреть храм Товили-ору. Это было самое удобное время для осмотра: солнце стояло низко и прекрасно освещало через полукруглые окна внутренние помещения храма.
У самых стен храма Смиролу стало совсем плохо. Он, обессилев от боли, буквально сполз с коня и с трудом дошел в тень.
— О-ох, милые мои дамы, допекло меня солнце, — промолвил он. — Вы погуляйте, а я тут в холодке отлежусь пока, сумерек подожду.
Байланто не возражала, Карми тем более. Они вдвоем пошли под своды Товили-ору, разглядывая едва сохранившиеся фрагменты
Карми и Байланто лазили по пыльным грудам кирпича, пока солнце, опускаясь, не ушло за Столовую гору. Тогда под сводами храма стало темно, и принцессы вышли к тому месту, где они оставили хокарэма.
— Спит, конечно, — молвила Байланто-Киву, трогая носком сапожка свернувшегося в комок Смирола.
Карми нагнулась, коснулась лба Смирола рукой:
— Он без сознания.
— О! — воскликнула Байланто-Киву. — А мы тут ходим, ходим… — Она осеклась.
Карми в это время ощупывала напряженные мускулы Смирола.
— Что это с ним? — пробормотала она. Пока их не было, болезнь жестоко скрутила парня: тханги был выпачкан рвотой, мышцы сведены судорогами; все это сопровождалось жаром — Смирол был как в огне.
— Ур-Руттул! — услыхала Карми. — Отойди от него, брось!
Карми подняла голову. Байланто стояла далеко, уже шагах в двадцати.
— Что ты, сестра? — медленно проговорила Карми. — Разве можно бросить беспомощного больного? Его же стервятники расклюют…
— Он теперь хэйм, — крикнула Байланто. — Оставь его. Если он умрет, хэйо вселится в того, кто окажется поблизости.
Карми помолчала, глядя на Смирола.
— А ты уверена, что это хэйо? — спросила она.
— Да, я знаю, у меня кузен болел и умер, — ответила Байланто. — Пойдем отсюда, Ур-Руттул, а то я одна уеду.
— Уезжай, — крикнула Карми. — Уезжай и не оглядывайся. А мне хэйо не страшен. Я ведь сама хэйми, ты же знаешь. Уезжай, а нас с ним завтра здесь не будет.
Байланто, помявшись, вскочила на коня и ускакала. Карми проводила ее взглядом и снова обернулась к Смиролу.
Значит, он заболел заячьей болезнью, или, как ее еще называют, болезнью хэйо. Этой болезни в Майяре боялись не меньше, чем чумы, хотя, если взглянуть здраво, казалась она куда безобиднее. Заячья болезнь никогда не вызывала обширных эпидемий, опустошавших целые области, но для верующего человека заячья болезнь была опаснее, потому что не оставляла никаких надежд на воскресение в мире надлунном. Считалось, что болезнь эта вызывается вселением в человека алчного демона — хэйо; если хэйо очень силен, больной умирает, если же выздоравливает — то это означает лишь, что хэйо будет пожирать его душу до конца жизни. А после смерти человека хэйо подыскивает другую жертву, и так продолжается вечно. Поэтому нет для майярца большей беды, чем оказаться рядом с умирающим хэймом-одержимым; здесь не удерживают даже семейные узы — неудивительно, что Байланто, такая вроде бы здравомыслящая женщина, без колебаний оставила заболевшего хокарэма.
Карми вздохнула. Может, зря она поддалась чувству жалости, но бросить беспомощного человека, да еще этого хорошо знакомого, симпатичного ей парня, она не могла. И Карми осознала, что отвезти в замок Ралло Смирола она не может: как же объяснишь, что занесло ее в Забытую Столицу?
Он скоро умрет, поняла Карми. Он скоро умрет, и больше не будет в мире подлунном рыжего веселого парня, к которому она привыкла, как к старому знакомому. Много ли он значит для бывшей сургарской принцессы? Карми вспомнила, как в прошлом году перед собранием Высочайшего Союза уже почти решилась раскрыть ему тайну глайдера. Если бы Высочайший Союз приговорил ее к смерти, Смирол привел бы из Кэйве глайдер и спас ее, в этом Карми не сомневалась.