Карми
Шрифт:
На четвертый день стало несколько лучше. Во-первых, он вышел на дорогу, а по дороге, пусть даже она пыльная, грунтовая, идти куда удобнее и веселее. Во-вторых, здесь было куда больше шансов добыть продовольствие. У Крамера в кармане завалялось несколько серебряных монет, взятых скорее для коллекции, чем для каких бы то ни было финансовых операций, — впрочем, и через неделю путешествия это серебро осталось при Крамере. Никто из майярцев не соглашался продать ему хоть что-либо из продовольствия. В Майяре действовал указ короля, запрещающий общаться с чужаками из долины Валлоа, и люди попросту старались не замечать Крамера, как не замечали они,
На девятый день, около полудня, Крамер свернул с дороги, чтобы пообедать. Он уже втянулся в размеренный ритм ходьбы, у него уже не так, как в первые дни, болели ноги и ломило в спине — он выработал довольно четкий график, которого старался тщательно придерживаться. Педантичностью он спасался от усталости и безнадежности: было легче идти, зная наперед, что в такой-то час он сядет обедать, а в такой-то остановится на ночлег.
Он устроился под чахлым деревцем, вытянул гудящие ноги и развернул изъятый у одного крестьянина сверток с едой. В этот раз ему достались несколько вареных клубней, имевших густой гороховый привкус, крупная синяя луковица и полкаравая темного вязкого хлеба.
И в этот момент Крамер услыхал голос:
— Ух ты! Здорово как пахнет… Дай кусочек хлебца, господин хороший, а?
Крамер вскинул голову. Шагах в семи от него стояла юная оборванка — тоненькая, невысокая, она выглядела как подросток. Вид у нее был голодный, и на краюху хлеба она смотрела очень внимательно, — вероятно, хлеб был для нее нечастым угощением.
Крамер усмехнулся, отломил кусок и протянул девушке. Та помедлила — похоже, она все-таки опасалась чужеземца, — однако желание получить хлеб пересилило, и она несмело приблизилась. Крамер с усмешкой наблюдал, как она, схватив кусок с его ладони, поспешно отскочила на безопасное расстояние.
— Да ты не бойся, — сказал Крамер. — Я не страшный.
— Ага, — улыбчиво отозвалась девушка. — То-то о вас люди рассказывают…
— Мое имя — Вэл Крамер. А твое?
— Велкарамер?
— Вэл — мое личное имя. Крамер — фамильное, — пояснил Крамер.
Девчушка приняла объяснение.
— Так ты из высокорожденных, что ли? — поинтересовалась она с опаской.
Глупо было бы пытаться разъяснять этой нищенке обычаи землян.
— Нет, — ответил Крамер. — Просто у нас принято называть людей по фамилии.
— А-а… — сказала девчонка. — Это как у аорику, да?
— Не знаю, — честно признался Крамер. — Так все-таки, как твое имя?
— Карми звать, — осторожно произнесла нищенка.
— А кто ты?
— Как кто? Карми. — Она пожала плечами.
Похоже, хлеб интересовал ее больше, чем разговоры. Она с удовольствием вдохнула в себя запах горбушки, сказав:
— Богатая хозяйка хлеб пекла. Мука без примесей… Вкусно, правда?
В другое время Крамер такой хлеб с недоумением отверг бы, да и сейчас он не настолько оголодал, чтобы забыть о действительно вкусных вещах, но он из вежливости подтвердил и спросил у нищенки, не хочет ли она к хлебу лука или «гороховых» клубней. Карми отказалась, сказав, что, в общем-то, сыта и соблазнилась только запахом свежего хлеба. В знак взаимной любезности она предложила
— Их едят? —. удивился он.
Карми ногтями содрала с одного шарика колючую кожуру, показала Крамеру лимонно-желтый комочек и отправила его в рот.
— Это кышт, — сказала она. — Только нельзя долго хранить его очищенным. Он ядовитый становится, когда покраснеет. А свежего можешь хоть пуд съесть — и вкусно, и сытно. И сорванный вчера кышт тоже лучше не есть, хоть он и неочищенный, — он быстро портится. Хочешь попробовать?
Крамер кивнул.
Карми кинула ему несколько плодов. Крамер поймал только один, отвернулся, подбирая другие, а когда выпрямился, Карми исчезла.
Было что-то волшебное в том, что она ухитрилась скрыться среди в общем-то пустынной местности, чуть поросшей редким кустарником и тонкими деревцами, на холмистой пустоши, которая, казалось, просматривалась чуть ли не до горизонта.
Крамер беспомощно огляделся, чувствуя себя дураком. Потом он вспомнил о необходимости пообедать, пожал плечами и занялся едой. Кышт он попробовал сразу — его приятно удивил апельсиновый привкус тестообразной мякоти. «Гороховые» клубни ему есть сразу расхотелось; зато хлеб с луком он умял в свое удовольствие и пошел опять по дороге, не забывая сворачивать к кустам кышта. Похоже, тот обладал тонизирующим или слабым наркотическим действием, идти стало легче и веселее.
Карми напомнила о себе утром. Крамера разбудила соломинка, настойчиво щекотавшая нос: Крамер расчихался и открыл глаза. Карми сразу отпрянула, устанавливая между собой и Крамером безопасное расстояние.
— А! Здравствуй, — узнал ее Крамер. — Ты куда вчера пропала?
— Ушла, — спокойно сказала Карми. — Молока хочешь?
— Конечно хочу, — ответил Крамер. — Откуда у тебя молоко? Не похоже, чтобы у тебя было хозяйство.
В самом деле, трудно было предположить, что у Карми есть что-то еще, кроме порядком обтрепавшейся рубахи явно с чужого плеча. Даже юбки у нее не было: она обходилась обернутым вокруг бедер рваным платком. Если вспомнить, что местные девушки были большими щеголихами и даже самые бедные из них скорее умерли бы, чем показались на люди в таком виде, становилось ясно, что Карми находилась в глубокой нищете.
— Луна появилась, — сказала между тем Карми, протягивая Крамеру кувшинчик с отбитым краем.
— Луна? Не понял, — переспросил Крамер.
— Чего же непонятного? — Карми махнула рукой за плечо, где на утреннем небосклоне висел молоденький месяц. — Когда луна растет, хозяйки ставят у колодцев молоко, чтобы лесные девы скот не губили.
— А ты не боишься у лесных дев молоко забирать? Глядишь, обидятся на тебя…
— Пусть обижаются, — равнодушно ответила Карми. — Я их не боюсь. У старых богов нет никакой силы… А ягоды есть будешь? Вот я собрала для тебя.
Крамер принял у нее свернутый из лопуха кулек с ягодами и поблагодарил. Карми небрежно махнула рукой. Крамер поднес кувшин к губам, а когда напился, Карми опять исчезла.
С тех пор каждое утро, пока месяц не превратился в полудиск, Крамер обнаруживал рядом с собой кувшин с молоком и кулечек с лесными ягодами. Карми его больше не будила, но среди дня, бывало, появлялась рядом. Так однажды она неожиданно возникла рядом, когда он стоял около придорожной виселицы и с отвращением смотрел на повешенного.