Карми
Шрифт:
— Конечно, — согласилась Карми. — Но что-то много у вас на севере праздников. Совсем недавно Коотахо прошел, а до него Текуно…
— Праздники зиму укорачивают, — отозвалась Тилина. — Не заметишь, как весна подойдет.
— Ох, скорее бы! — вздохнула Карми.
— Тебе просто скучно, — сказала Тилина. — Ты все сидишь в Ралло, за ворота не выходишь, да и дел у тебя никаких нет. Этак можно от меланхолии сдохнуть…
Карми рассмеялась:
— Да, Логри, наверное, того и добивается…
Конечно, Логри был далек от мысли этого добиваться, хотя с тех пор, как Карми без каких-либо душевных колебаний прогнала со своих
— Я бы хотела совместить приятное с полезным, — ответила Карми. — На праздник Коори Пайра будет в Орвит-Карэне. Если это возможно, я хотела бы поговорить с ним там.
— Хорошо, госпожа моя, — ответил Логри. — Может быть, ты вообще хочешь покинуть Ралло?
— И куда я пойду? — спросила Карми. — Ты же лучше меня знаешь, что идти мне некуда.
Логри возразил, что она может жить у Пайры.
— О, Логри! — воскликнула Карми. — Разве ты плохо знаешь Пайру? Денег он даст, но к себе не пустит. Зачем ему связываться с Высочайшим Союзом? Да существую ли я для Союза? Кто я для вас для всех? Преступница? Или самозванка?
— Тебе плохо придется на Высочайшем Союзе, — проговорил Логри.
— А здесь мне хорошо? — отозвалась Карми. — Здесь спокойно, это правда, и я отдыхаю, но из-за этого холода…
— Ладно, — сказал Логри. — Зиму я тебе отменить не могу.
Карми пожала плечами:
— Подумаешь, зима… Ты только Стенхе ко мне не подсылай — смотреть на него тошно.
— Да уж, госпожа моя, — усмехнулся Логри. — Со Стенхе тебе лучше не встречаться.
Он действительно хотел держать Стенхе подальше от бывшей сургарской принцессы: она не простила молчаливого обмана, да и сам Стенхе, у которого прежде сомнений в правильности своих действий не было, чувствовал, что не стоило ему той черной осенью утаивать от девочки правду.
В Карэйн-Орвит Карми отправилась в компании гэнкаров. Предвкушавшие праздник подростки добирались в замок на лыжах. Их скорость заметно сдерживалась возможностями Карми: хотя она и научилась за зиму немного бегать на лыжах, все же хокарэмского темпа выдержать не могла.
В замке их встретили приветливо, отвели хорошие покои и сытно накормили с дороги. Карми старалась держаться в тени: вокруг было довольно много людей, знающих ее в лицо. Правда, вряд ли кто из них узнал бы сургарскую принцессу в ясноглазой гэнкари, а на следующий день они уже были переряженными.
Пайра к началу праздника припозднился. Он вошел в зал, когда ряженые гэнкары уже заканчивали представление о Ваору Танву и принцессе Тио Таили Саан. Историю эту они выбрали именно для того, чтобы был повод показать миттауское облачение Тилины.
Ваору Танву изображал Ролнек в старинного образца кожаных доспехах и золотом шлеме из коллекции древнего вооружения, принадлежащей молодому Кортхави. Меч был старогортуский, давно не знавший точильного камня, и Ролнек как следует отчистил его перед представлением. Петь Ролнек не умел, единственное, чему его обучили, — это отсчитывать по бусинам ритм речитатива: этим незамысловатым средством удалось замаскировать отсутствие музыкального слуха. И поскольку танцор из него тоже был неважный, играл он в стиле «улитка» —
Тилина, которой трудно было двигаться в громоздком одеянии, тоже избрала этот стиль. Из всех участников представления только у нее на лице не было маски; она предпочла просто подкрасить глаза и губы, напудрить и подрумянить лицо. Покрывало она решила не набрасывать. Вуаль, откинутая назад, поддерживалась диадемой с подвесками. Молодой красавец Кортхави, на которого Тилина застенчиво поглядывала, не отрывал от нее глаз: та в княжеском уборе казалась поистине сказочно прекрасной.
Остальные действующие лица были наряжены не столь тщательно, но, по сути, именно от них и зависело действие. Пока Ролнек и Тилина, стоя друг против друга в изысканных позах, изредка читали нараспев стихи, вокруг них вертелись, танцуя и распевая песни, остальные ряженые. Карми принимала посильное участие. Танцев, правда, она не знала, зато, замаскированная под лесного духа, спела несколько баллад.
Деятельней всех был коттари по имени Стэрр. Он выступал в роли Карани-тари и был, на взгляд Карми, лучшим Карани, которого она когда-либо видела, — живой, непоседливый, горластый, он носился по залу, не ограничиваясь отведенной ряженым площадкой. Маска ему порой мешала, он срывал ее с головы, размахивал в такт пляске, нахлобучивал на несколько минут на головы зрителей, перебрасывался ею со зрителями, как мячом… Да, Карани он был замечательный, но Тануми-гэнкари, стоявшая рядом с Карми, сказала недовольно:
— О, как он из кожи лезет…
— Разве плохо играет? — обернулась к ней Карми.
— Хорошо, но Рыжий играет лучше, — проговорила Тануми.
— Да-да, — подтвердила Гелати. — Вот уж кто умеет играть Геанто-Карани.
— Видела бы ты, каков танцор Смирол, — оглянулся на Карми гэнкар по имени Солан. — Вот уж действительно — Особенный. Принцесса Байланто, увидев, как он танцует хиаро, тут же выбрала его себе в хокарэмы.
— Смирол вообще красиво двигается, — подтвердила Даллик. — Он как горный лев. — Даллик прислушалась к выпеваемым Тилиной стихам и двинулась вперед, запев на мотив «В цветущих лугах»:
Эл тиано хао ронхо.
Эл кирэни дэи саа.
Тэ геои,
Тэ лиаки,
Ран се лонхо тэ ират!
Гелати подхватила:
Эл тиано гэй отари.
Эл кирэ лотао каса.
Зан геои,
Зан лиаки,
Ран хи лонхо за герат!
Древние слова песни зрители понимали неплохо, хотя говорить на архаическом языке не смогли бы. Стэрр, от которого на несколько мгновений отвлеклось внимание, оказался около Солана и Карми. Маску свою он сунул в руки девушке, а сам приник губами к глиняной кружке с чуть подкрашенной виноградным вином водой.
— Замаялся, — выдохнул он, утирая губы рукавом. — О! — смутился он, заметив, кому сунул маску. — Прости меня…
Карми остановила его жестом. Он замолк и забрал гривастую пестроокрашенную маску. Лет ему было, похоже, около четырнадцати; он почти достиг возраста гэнкара и поэтому с гэнкарами держался свободно, почти как с равными.
Карми сказала:
— Ребята говорят, Смирол танцует лучше.
— Лучше, — кивнул Стэрр. — Он удивительно танцует. Но Смирол — Особенный, ты же знаешь.