Карнавал сомнений
Шрифт:
Ладно, об этом я подумаю позже. Вместе с Эми. Сестра обязана что-то знать, какие-то подробности личной жизни подружки, чем та руководствовалась в выборе партнёров, если Мишель волновали такие «мелочи». А сейчас неплохо бы сосредоточиться на Брайане. Как минимум, увезти его подальше от закусочной. А ещё лучше, убедить, что версия с ножом — абсолютно идиотская, и он просто теряет время.
Вот только как всё это сделать?
Я несильно толкаю дверь и вхожу. Остановливаюсь, обводя деланно равнодушным взглядом кафе. Там мало что изменилось — такие же фирменные столики с красными диванчиками и креслами, огромная стеклянная витрина со множеством лакомств, прилавок с полным ассортиментом кофе в упаковках, тихая приятная музыка из
Машинально поправляю волосы. Отчаянно хочется верить, что выгляжу сейчас именно такой, какой пытаюсь казаться — невозмутимой, спокойной, немного печальной. С шерифом нельзя давить на жалость или демонстрировать слабость, но и раздражать излишней бравадой не стоит. Он и так явно считает меня кем-то средним между Бонни Клайда и девушкой Бонда.
Лински, по-прежнему в форме, сидит в самом углу — за крайним столиком у окна, откуда прекрасно просматривается не только закусочная, но и парковка перед зданием. Кроме нас, персонала и ещё одной пожилой парочки больше никого нет, что само по себе странно. Насколько я помню, утром в будни здесь обычно не протолкнуться. Весь город спешит выпить кофе перед началом дня.
Сегодня Риверстоун изменил привычкам. Или за прошедшие годы завёл новые.
Лински смотрит на стол невидящим взглядом и вряд ли замечает, что творится вокруг. Лиам мог бы без проблем раз десять выехать со стоянки.
Я не решаюсь приближаться к шерифу. Слишком подозрительно. Только вошла и сразу лезу с разговорами? Как будто знала, что он здесь, или специально искала. Нет уж. Всё должно быть естественно: я заехала купить кофе по дороге, а тут такая неожиданность — шериф собственной персоной. Как не поздороваться и не поинтересоваться, если ли сдвиги в расследовании?
Я иду к кассе, дружелюбно улыбаюсь юной официантке:
— Доброе утро.
Та в ответ бормочет что-то нечленораздельное и одаривает меня колючим взглядом. Кажется, после убийства Мишель рассчитывать на благосклонность местных жителей мне не приходится, пусть я сто раз дочка мэра.
— Дважды кофе «дабл-дабл», — сухо прошу я. Аппетита нет, а Дэни наверняка что-то уже перекусила. В крайнем случае, позавтракает дома. В историю с её лекциями я уже не верю, можно не торопиться.
Озвучить сумму служащей удаётся довольно чётко, но она по-прежнему явно избегает встречаться со мной взглядом, а я не настаиваю. Забрав с прилавка два высоких картонных стаканчика, медленно разворачиваюсь к двери. Словно невзначай бросаю равнодушный взгляд на шерифа.
Лински продолжает буравить глазами стол с таким видом, что удивительно, как тот ещё не воспламенился или не разлетелся в щепки. Приближаться сейчас к нему — как минимум, нарываться на неприятности. Но выбора нет. Мы и так уже по уши в дерьме.
— Утро… — Не то чтобы доброе. Я стою напротив, держа в руках два стакана. Сокращать расстояние не спешу. — Есть новости?
— Смотря что тебя интересует, — шериф отзывается на удивление мгновенно. Выглядит он не ахти и это ещё мягко сказано. Бледный, мрачный, уставший. На переносице навечно поселилась глубокая морщина, ещё несколько, поменьше — в уголках рта. В синих припухших глазах притаились боль, сомнение и гнев. А ещё беспомощность и недоумение, словно весь мир рухнул, а он почему-то выжил, хотя больше всего желал умереть и ничего никогда больше не чувствовать. Я слишком хорошо помню такой взгляд, слишком долго наблюдала его в зеркале у собственного отражения.
Брайану бы сейчас выговориться. Даже побуянить, поорать, а лучше — напиться, чтобы провалиться в сон, который хоть и не принесёт покоя, но зато подарит забвение. Ненадолго, лишь на время. И так — каждый раз, когда горе накатывает с новой силой. Будто играешь в догонялки с жизнью, врёшь всем, а на самом деле — только себе. Потом привыкаешь, смиряешься и уже не просыпаешься в ужасе от кошмаров, всё
Но Лински вместо прокуренного бара сидит в закусочной и топит своё горе в кофе. Всем своим видом демонстрирует: одно неосторожное слово, и вся чернота, что накопилась в его душе, выплеснется на меня.
Надо уходить, уносить ноги, пока не поздно. Вместо этого я сажусь напротив шерифа, отставляю в сторону стаканы с кофе и будто бы со стороны слышу собственный нервный голос:
— Поверь, Брайан, я знаю, каково это. Больно… Невыносимо больно терять тех, кого любишь. Осознавать, что их больше нет. Что никогда не будет… Остаётся лишь память, которая всё равно тускнеет и искажает даже то, что было. Как бы ты ни старался запечатлеть каждый миг… От этого страшно. Настолько, что жить не хочется. Кажется, что и невозможно. Незачем. Тебе говорят, что надо принять и смириться, а ты даже не представляешь, как это вообще… Ты не хочешь смиряться. Ты ищешь виноватых, думаешь, что сделал не так, где можно было ещё удержать, спасти, исправить… Я понимаю… Я вела себя так же, когда убили Стива.
Вопреки опасениям Лински не накидывается на меня с кулаками. Не пытается вышвырнуть вон, арестовать или просто уйти. Только скрещивает пальцы в замок перед собой. Иронично вздёргивает бровь:
— Значит, тебе уже рассказали про нас? Быстро, однако.
— Мне рассказала Мишель. Вчера, перед церемонией, — легко вру я. Какая разница, что имён та не называла. Сути дела это не меняет, а сейчас главное заставить шерифа увидеть, что у нас двоих много общего. — Знаешь, Стив любил повторять, что люди, как мотыльки. Шутил, что все мы, как безмозглые насекомые, бездумно летим на свет и сгораем. Что не задумываемся, как на самом деле коротка наша жизнь, как мгновенно обрывается. Пшик… и всё, — я щёлкаю пальцами. — Смерть всегда побеждает. Но, знаешь… Мой брат верил, что наш короткий полет того стоит. И я тоже хочу в это верить, Брайан. А ещё хочу знать, кто и почему их убил.
Он окидывает меня мрачным взглядом.
— Ты ж говорила, что работаешь адвокатом. Решила заделаться в психологи? Не обижайся, но обойдусь без этой высокопарной херни.
— Я не обижаюсь, Брайан. Мы ведь толком не знакомы. А всё, что ты слышал про нас от Мишель, вряд ли дало тебе повод мне верить. Или верить Майку… Но мы в одной лодке. Тот, кто убил вчера Мишель, убил и моего брата. Я не меньше, чем ты, хочу знать, кто.
— Ну, тогда обращайся к «красным мундирам», — зло ухмыляется шериф. — Они забрали это дело себе. И дело твоего брата, между прочим, тоже. Будут искать убийцу сами, раз мы не смогли, — он встаёт. Окидывает меня хмурым взглядом, сжимая кулаки. — Но знаешь, Стэйси Трупер, твой брат был чертовски прав. Смерть всегда побеждает. Поэтому я найду того, кто убил Мишель, и придушу собственными руками. Но сначала заставлю пожалеть, что он вообще родился. Этот гандон умолять будет, чтобы я пристрелил его, как собаку… — Лински выходит из-за стола. На мгновение замирает, оборачивается, словно что-то вспомнив: — А ты лучше займись своими делами. Ты ведь ни черта не смыслишь и половины не знаешь, о чём берёшься рассуждать. Даже о тех, кого так опрометчиво зовёшь друзьями.
— Что ты хочешь этим сказать?..
— Мамочку спроси, — небрежно бросает шериф через плечо. — Она лучше тебя знакома с твоим дружком из Торонто. — И уходит.
Глава 17
…С самого утра весь мир вспоминал прошлогоднюю трагедию — Сычуаньское землетрясение, — унесшую десятки тысяч жизней. В новостях говорили о погибших, рассуждали о природных катаклизмах, выдвигали теории и сетовали, что как бы далеко не шагнула техника, прогнозировать подземные толчки человечество до сих пор не научилось. И впереди — сотни тысяч потенциальных жертв.