Карнавал сомнений

Карин Кармон

— Мы делаем.

Перевернуть Стива оказалось не так уж просто. Хорошо, что вернулся Майк и помог. Заодно принёс градусник и выдворил из комнаты кота.

— Майк, он не спит!.. Он без сознания. А если Стив в коме?! — Мишель вскочила, заметалась по комнате.

— Помолчи, пожалуйста. — Я дотронулась до запястья брата и попыталась сосчитать удары. Главное, не позволять Мишель развивать губительные теории. И самой не паниковать. Паника — плохой советчик. — Пульс вроде бы в норме…

Мишель остановилась, уставилась на меня:

—

И что это значит?.. Это хорошо?

Я пожала плечами.

— Тридцать девять и семь, — нарушил молчание Майк. — Многовато.

— Я же вам говорила! Чёрт! Почему я такая тупая, слепая, безмозглая дура… — запричитала Мишель. — А если он отравился…

— Вы что-нибудь принимали? — мгновенно подскочила я. С этой идиотки станется! — Какую-нибудь наркоту?

— Нет! Ничего такого… Только травку, как всегда… — она растерянно переводила взгляд с меня на брата. — Слушайте, может, у него анафилактический шок…

— Какой еще шок?! Не говори ерунды. — Майк хмуро посмотрел на меня. — Думаю, лучше вызвать скорую. Или отвезти в больницу самим.

Неужели всё так серьёзно? Не может быть. Это же Стив! Он ведь никогда не болел, даже ветрянкой. Я вдруг поняла, что всё ещё сжимаю руку брата в своей ладони и понятия не имею, что делать дальше.

— Нет, лучше позвоню отцу, — твёрдо заявила Мишель, покрутила головой. — Видите где-нибудь мою куртку?

Мне холодно. Ужасно холодно.

Это единственное ощущение, на котором удаётся сосредоточиться. Кажется, будто чьи-то тёплые сильные руки приподнимают на мгновение мою голову и осторожно опускают её обратно на мягкую подушку, заботливо убирают с лица щекочущие пряди, накрывают меня одеялом.

Я ничего не могу разглядеть. Не получается. Даже не понимаю, открыты ли у меня глаза или просто вокруг слишком темно. И снова проваливаюсь в чёрную пустоту.

Снегопад и не думал прекращаться даже к вечеру.

Зато в номере было тепло и уютно. Негромко потрескивал зажжённый камин и аппетитно пахло свежей сдобой и кофе. Круглый столик, уставленный маленькими тарелочками со всевозможными сырами, колбасами и закусками, буквально ломился от еды. Но есть не хотелось.

Я устроилась на коленях Майка в кресле и, прижавшись щекой к его макушке, наблюдала, как за окном в прощальном танце кружатся снежные хлопья.

— Скажи, у тебя когда-нибудь сбывались желания? — спросил Майк. — Например, что-нибудь простое. Чтобы ты захотела, а оно раз и случилось?

— Вот чтобы раз и случилось? Наверное, нет…

— А в детстве? Какой-нибудь подарок или желание? Такое случалось?

— Ты случился.

— А кроме меня?

Я нахмурилась, выпрямляясь и встречаясь с Майком взглядом.

— Не помню. Ты как-то слишком серьёзно спрашиваешь. Что-то произошло?

— Нет. Что у меня могло произойти? — улыбнулся он. — Только ты.

— Точно?

— Точно. — Майк нежно чмокнул меня в щеку. —

На чём мы остановились?

— На том, что тебя что-то мучает. Мне начинать паниковать?

— Нет. Тем более, раз ты до сих пор не запаниковала, теперь уже поздно, — рассмеялся он.

— Это ещё почему?

— Потому что неизвестность страшнее всего. Хотя… — Озорная улыбка сменилась задумчивой гримасой. — Иногда мне кажется, лучше не знать.

— Не знать чего? — настороженно уточнила я.

— Что нас всех ждёт впереди.

— Ты такой из-за отца, да?

Ненавистное пятнадцатое февраля. Мы могли убежать вдвоём хоть на край света, но расстояние ничего не изменит: куда бы ты не поехал, ты всё равно берёшь с собой себя.

Майк пару минут сосредоточенно смотрел в окно. А когда заговорил — глухо, печально, — ещё сильнее прижал меня к себе:

— Может, умереть молодым — не так уж плохо. Как мой отец… Или Логаны. Ты на пике. Вокруг бурлит жизнь, у тебя куча планов и желаний. А потом просто… всё. Ты исчезаешь. Буквально. Был и больше нет. Раз, и пустота. Конец. — Он щёлкнул пальцами, и я от неожиданности вздрогнула. — Ты бы предпочла всего этого не слышать?

Я отвернулась, уставилась на огонь в камине.

— Я бы предпочла, чтобы у тебя никогда не было причин всё это говорить.

Прохладный воздух пахнет кедром и лимонами.

Я силюсь разлепить веки — напрасно. Не выходит. Пошевелиться — тоже. Я даже пальцев не чувствую. Зато вместо опостылевшего гула начинаю различать звуки. Настоящие. Например, громкий повторяющийся писк сбоку от меня, как будто из микроволновки забыли вытащить разогретую еду. А ещё тихий шум кондиционера наверху.

Продолжаю неподвижно лежать, прислушиваясь. Где-то вдалеке по карнизу стучит дождь. Я пытаюсь сообразить, где нахожусь. Не единой мысли на этот счёт. Сосредоточиться не получается, вспомнить что-нибудь — тоже. Думать больно: голова тяжёлая, виски сдавило, а тело будто залили цементом. Стараюсь расслабиться и снова отключиться. Но сон не идёт.

Совсем рядом со мной тихо начинает играть забавная электронная полечка, резко обрывается, сменяясь чьим-то шёпотом. Не могу разобрать фразу, но голос кажется знакомым.

Шёпот приближается, я выхватываю несколько слов.

— …изменений… верить… позвоню…

Очень хочется пить. Мне просто нужно заставить себя проснуться и подняться с кровати. Или попросить кого-нибудь принести воды, но для начала неплохо хотя бы понять, где я и с кем. Первая попытка — неудачная. Вторая тоже. На третьей мне удаётся слегка приоткрыть веки и тут же сильно пожалеть об этом — яркий электрический свет на миг обжигает радужки, ослепляя. Больно так, что из пересохшего горла вырывается хрип. От этого становится ещё больнее — внутренности словно набиты стеклом. Каждое движение отдаётся в теле обжигающей резью, как будто сотни острых осколков впиваются в меня одновременно.