Карнавал теней

Осояну Наталья

Скрипнула дверь. Повеяло жасминовыми духами и плохо скрываемой яростью.

– Рейне, - сказала Лерона, хмуря изящные брови и поправляя сползающий с плеча халат, желтый с чёрными узорами. Сразу восемь бессловесных призраков танцевали возле её босых ступней. – Я жду тебя уже час. Ты…

– Мы идём к патрону, - заявил Цыплёнок, глядя на стройную красавицу-акробатку снизу вверх. Перебивать Лерону мог далеко не всякий, но хаотиду позволялось и большее. – Ты, наверное, уже слышишь? Он опять заигрался со своими ножиками.

Бум!

– О-о, - только и проговорила Лерона, выходя

в коридор. Её аристократически-бледное лицо приобрело обеспокоенное выражение, все обиды на Рейне забылись. Циркачи артистично изображали ненависть к хозяину, когда тот был трезв и в здравом уме, но самозабвенно жалели, стоило ему в очередной раз «заиграться». Мало кто из них мог признать, что в чувствах к патрону наличествовало нечто родственное. А родителей, как известно, не выбирают.

Рейне был старшим и любимым сыном, со всеми вытекающими последствиями.

В тесном номере пахло сыростью; северную стену покрывали зелёновато-чёрные разводы от наскоро сведённой плесени, хорошо заметные даже в полумраке. Джоссеф Арлин мог бы поселиться в южном крыле «Лунного дома», где условия были лучше, однако он предпочитал жить рядом со своими циркачами. Причина, по которой он никогда не требовал для себя меблированных апартаментов с красивыми обоями или, не дай Безграничность, гобеленами на стенах, была проста: патрон «Цирка скитальцев» не хотел, чтобы ещё кто-то узнал о том, что временами он сходит с ума.

Рейне вошел без стука, аккуратно закрыл дверь – по ту сторону остались Шельми, Лерона, перепуганная секретарша Марика Карат, которой сегодня довелось увидеть своего шефа в невменяемом состоянии впервые за те несколько месяцев, что она работала в «Цирке скитальцев», и ещё несколько цирковых – и даже не шелохнулся, когда короткий метательный нож просвистел мимо его правой щеки и вонзился в обшарпанную деревянную панель на стене. Бум!Звук, не дававший ему спать, рождался именно здесь, в комнате патрона. Джоссеф Арлин в расстегнутой рубашке сидел за колченогим столом у окна – по стёклу, едва пропускавшему свет уличных фонарей, ползал огромный ночной мотылёк – и отрешенно глядел на полупустую бутылку с зелёной этикеткой, по форме напоминающей лист плюща. «Болотный дурман», зелье хаотидов из Лабиринта Тарры. Ещё одна бутылка «Дурмана», пустая, валялась под столом, и Арлин босыми пальцами правой ноги катал её туда-сюда. Правой рукой – из-под расстёгнутого манжета выглядывал край постыдной татуировки, о существовании которой знал только Рейне – он подпирал массивный подбородок, а в пальцах левой вертел сразу два метательных ножа.

Рейне скрестил руки на груди и замер в ожидании, по привычке удивившись тому, что патрон во время Карнавала оставался единственным человеком в «Цирке скитальцев», у которого не появлялось ни одной лишней тени. Обсуждать отсутствие теней также считалось неприличным, и ему ничего не оставалось делать, кроме как умерить своё любопытство.

Бум. Бум.

– Пить хочешь? – равнодушно спросил Арлин, словно и не заметив, что брошенные им ножи проделали две прорехи на рубашке паутинного танцора, не оцарапав при этом тело. Он был превосходным метателем, но предпочитал заниматься этим делом по ночам, в одиночестве, после бутылки-другой, и за робкий вопрос «А почему вы не пойдёте на арену?» мог отвесить тяжелую оплеуху любому, даже женщине. –

У тебя така-а-ая перекошенная рожа… Жажда, ага. Присоединяйся, не робей. Мне терять нечего, я конченый человек, а вот ты завтра должен быть в форме.

У Рейне мгновенно пересохло в горле.

– Нет, - тихо сказал он. – Спасибо.

– Ну и дурак. – Джоссеф Арлин откинулся на спинку стула, и тот пронзительно заскрипел. Левая рука патрона продолжала играть с очередным ножиком, а его глаза заволокло дымкой. – Свалишься с паутины – и конец. Ни моря внутри, ни цирка снаружи. – Он икнул и спросил, перепрыгнув с одной темы на другую, как танцор прыгает по тросам паутины: - Как она тебе?

Рейне вздохнул, собираясь с мыслями. Пять минут, может, десять – и Арлин либо завалится спать, поддавшись «Дурману», либо впадёт в неистовство. Пока оставалось лишь поговорить по душам. За неимением лучшей темы, можно было говорить о Бабочке.

Бабочка ему понравилась – лёгкая, быстрая, ловкая, - но что-то в её поведении настораживало, и сложный грим был ни при чём. Задумай Рейне воспользоваться Законом Карнавала, он сам первым делом позаботился бы о том, чтобы спрятать лицо и замести все следы. Нет, его смущало что-то другое – только вот, он едва ли мог понять, что именно.

– Она хороша. Похожа на Крылатую Виллу из труппы Рилги, но двигается увереннее. «Пауки и бабочки» - самый подходящий номер для неё, если вы и впрямь хотите знать моё мнение. Публике понравится.

– Пу-у-ублике… - протянул Арлин. – А карнавальным псам?

Рейне пожал плечами.

Когда лет тридцать назад Корпорация объявила о создании специальной цирковой полиции, предполагалось, что та будет следить за строгим соблюдением Закона карнавала и Кодекса ОЦК – за тем, чтобы никто из патронов или циркачей не осмеливался нарушать правила. По своей ли воле артист переходит из одного цирка в другой? Не подстроено ли это, чтобы за счёт скандала привлечь к себе внимание и заполучить больше посетителей? Нет ли сговора между конкурентами? Цирполы гордо именовали себя «стражами карнавала», но простые циркачи их давным-давно окрестили «карнавальными псами».

– Ты мне в-вот ещё что ск-кажи, - продолжал тем временем Арлин. Язык у него начал заплетаться. – Почему она выбрала нас, а не кого-нибудь другого?

Это был хороший вопрос. «Цирк скитальцев» в реестре Корпорации значился под номером 88 и относился к категории «кварта». Бродяги, цирковое дно. Единственной вещью, отличавшей «Цирк скитальцев» от большинства других трупп того же ранга, был номер «Пауки и бабочки», но этого было недостаточно, чтобы из мелкой рыбёшки с незавидной участью превратиться в нечто большее. Так почему же Бабочка пришла к ним?..

Рейне задумчиво посмотрел на захмелевшего патрона и понял, что очередной приступ безумия настиг Джоссефа Арлина вовсе не случайно. Всякий раз, приезжая в столицу на Карнавал теней, он превращался из человека с тяжёлым характером в деспотичного, совершенно невыносимого хама, который вместо того, чтобы отыскать в Корпорации друзей – или хотя бы попытаться сделать это! – ругался со всеми подряд, пьянствовал и усердно портил стены своими метательными ножами.

А теперь он боялся, и Рейне чувствовал, что испугала грозного патрона не Бабочка, а то, что могло последовать за её появлением. Здесь крылась какая-то тайна, о которой паутинный танцор не имел понятия.