Карнавал теней
Шрифт:
«Чтоб они все там лопнули от жадности, в этой Лиге…»
– Ладно, моя дорогая, - сказал Арлин, изобразив на усталом и опухшем лице некое подобие улыбки. – Поговорим об этом позже. Я голоден, как зверь! И мне нужно быть в Речном к десяти… то есть, к девяти утра, чтобы разобраться с этой новенькой, как её, Бабочкой. Может, Безграничность окажет мне милость и нахалка поймёт, что нельзя так поступать со старым человеком.
– Вы не старый! – Марика отрицательно замотала головой и тут же покраснела. – Ой… я хотела сказать, что тоже надеюсь… может, она передумает… может, это вообще была
Арлин отеческим жестом похлопал девушку по плечу, и они пошли завтракать.
Окажись Бабочка и впрямь чьей-то шуткой, Джоссеф Арлин счёл бы себя счастливейшим человеком на свете. За сорок с лишним лет он успел побывать во множестве передряг, однако ни одна из прошлых неприятностей не могла сравниться с той мучительной проверкой, которая ожидала цирк, чем-то привлекший «карнавального беглеца», особенно если дело было в Тарре, а беглец удостоил своим вниманием чужую, пришлую труппу, да ещё и «кварту». Патрону такого цирка стоило приготовиться к тому, что ему всё припомнят и не простят ни одной маленькой вольности, ни одного неучтённого билета, ни одной тайны. Что уж говорить о хаотиде, работающем без разрешения, или о «ныряльщике» на паутине…
Но Бабочка была настоящей. Когда паутинные танцоры вышли на манеж Цирка-у-реки, новенькая уже поджидала их там. Вблизи она казалась маленькой и хрупкой – такой, что у Арлина невольно зачесались кулаки. Схватить, придушить, сломать эту тонкую шею. Он знал, что не сделает этого – он не сошел с ума, - но желание было очень сильным, почти нестерпимым.
Зелёные глаза на размалёванном чёрно-белом лице вызывающе сверкали.
– За работу, бездельники, - хмуро и устало бросил Арлин, усаживаясь на барьер, ограждающий арену. – Живо!
Пока акробаты ловко и быстро карабкались по верёвочным лестницам, он смотрел на них и размышлял. Накануне Бабочка исчезла так же незаметно, как пришла; сегодня объявилась на манеже раньше всех. Вчерашнее ошеломляюще-безукоризненное выполнение трюков означало, что номер ей хорошо знаком.
Выходит, она видела их предыдущие тренировки?..
– По моей команде! – раздался сверху голос Рейне. – Начали!
Шесть пауков, шесть бабочек; первые ловят, вторые убегают. Всё просто. Кувырки, прыжки, полёты над бездной складываются в чарующий узор танца, от которого невозможно оторвать глаз. Арлин гордился, что когда-то давно придумал этот номер, но он вряд ли кому-нибудь признался бы в том, что и сейчас, двадцать лет спустя, «Пауки и бабочки» вызывали в его душе не просто восхищение, а безудержный, почти детский восторг. Особенно сильным этот восторг бывал в тех случаях, когда номер исполнялся безупречно – вот как сегодня.
Они танцевали на паутине, как будто были рождены для такого танца.
– Быстрее! – рявкнул Арлин. – Что вы ползаете там, как земляные черви? Даже уличные воришки сумеют кувыркаться лучше, если только мне удастся их загнать на паутину! Быстрее, хаотику на ваши головы!
Они повиновались, словно были частями механизма, скорость работы которого зависела только от воли хозяина. Казалось невероятным, что люди способны на такое. Но это его люди, с внезапно проснувшейся гордостью подумал патрон «Цирка скитальцев», и
– Какие хрупкие, - произнёс чей-то приятный голос. – Словно мотыльки.
Арлин резко обернулся.
В третьем ряду сидела женщина в сером переливчатом платье и шляпке с густой и длинной вуалью, тоже серого цвета. Взгляд её невидимых глаз был устремлён на Джоссефа Арлина. Руки, затянутые в перчатки, сжимали чёрную сумочку. На правом запястье красовался грубый браслет из тёмного металла, до странности похожий на часть тюремных кандалов.
Он никогда раньше эту женщину не встречал, но знал, кто она такая.
– Приветствую, госпожа Феррио. Это большая честь…
– Не надо церемоний. – Элена Феррио, звезда цирка «Семь сестёр», известная под сценическим именем Королева Мотыльков, изящно взмахнула левой рукой. – Я наслышана о вас, Джоссеф Арлин. «Невезучий Джосси» - так вас называют в Корпорации. Слыхали?
Арлин хмыкнул.
– Я удивлён, что в Корпорации обо мне вообще знают.
– Если слухи правдивы, то вы зря удивляетесь.
– Какие слухи?
– Говорят… - Она выдержала эффектную паузу. – Говорят, будто у вас есть смертельный враг в цирковой полиции, и что вашей вражде много лет. Что такое, господин Арлин? Вы побледнели.
Где-то наверху Рейне Сарро продолжал выкрикивать команды своим паутинным танцорам; номер шел без сучка и задоринки, как и следовало ожидать. Патрон «Цирка скитальцев» вытер пот со лба и спросил очень тихим голосом:
– Что привело вас сюда, несравненная госпожа?
Королева Мотыльков подняла голову, и Арлин почувствовалеё мимолётную улыбку.
– Я пришла, чтобы посмотреть на чудо, - сказала Элена Феррио. – Другого шанса у меня не будет, по вечерам я занята. Вы тоже удивлены её умениями, признайтесь! Хотя, я чувствую, она вам неприятна?
– Да, - честно ответил Джоссеф Арлин. – Я надеялся, что она сегодня не придёт. Что передумает. Что сломает ногу или упадёт в Маронну. Теперь я вижу, что она не зря пришла… что она и впрямь хороша. Но это ведь не главное.
– Не главное, - повторила Феррио. – Господин Арлин, вы ведь в курсе, какое у паутинных танцоров главное правило?
– Конечно, я в курсе. «Доверься воздуху».
Ещё танцоры говорили, что паутина не принимает грешников, какими бы те ни были искусными, потому что груз грехов и теней слишком велик и опасен. Правда или нет, но паутинные акробаты – те немногие, кому был присущ здравый смысл, - совершив из-за минутной слабости или по воле случая какой-нибудь серьезный проступок, предпочитали изменить профессию.
– Именно так. Я хотела сказать, господин Арлин, что вам бы тоже не помешало довериться воздуху. Потому что в самом скором времени… - Элена Феррио вновь выдержала паузу, отрепетированную, должно быть, за долгие годы выступлений на манеже «Семи сестёр». – В самом скором времени вас ожидает испытание.
Она встала, не дожидаясь ответа.
– Всего хорошего. Не провожайте меня, любуйтесь вашими прелестными созданиями. Вечером они будут выступать для всех, а сейчас вы единственный зритель – должно быть, это воодушевляет.