Карсон Венерианский
Шрифт:
Мужчина и женщина, которые сидели в комнате, встали и повернулись ко мне. Они оба выглядели удивленными, а женщина еще и испуганной. Это были очень приятного вида интеллигентные люди.
— Ты — Нарвон? — спросил я мужчину.
Он кивнул.
— Да, это я. Что тебе от меня нужно?
— У меня приказ взять тебя под арест, — сказал я. — Ты пойдешь со мной.
— В чем меня обвиняют? — спросил он.
— Не знаю, — сказал я. — Мне приказано арестовать тебя, это все, что мне известно.
Он печально повернулся попрощаться с
Сопровождающий меня кордоган шагнул вперед и грубо схватил его за руку.
— Иди! — грубо рявкнул он. — Ты думаешь, мы будем стоять здесь весь день и смотреть, как вы, грязные предатели, тут плачете?
— Оставь их в покое, — приказал я. — Они могут попрощаться.
Он бросил на меня злой взгляд и отошел в сторону. Это был не мой кордоган, который, хоть и был достаточно плох, научился усмирять свой фанатизм и проявлять если не сострадание, то хотя бы терпение.
— Ладно, — сказал он. — Пока они этим занимаются, я обыщу дом.
— Ты ничего подобного не сделаешь, — сказал я. — Ты останешься здесь, будешь вести себя тихо и получать приказы от меня.
— Ты что, не видел эту женщину, которая ускользнула в заднюю комнату, когда мы вошли? — спросил он.
— Конечно, видел, — ответил я.
— Ты не собираешься ее найти?
— Нет, — сказал я. — Я получил приказ арестовать этого человека. У меня нет приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо еще. Я подчиняюсь приказам и советую тебе поступать так же.
Он скверно посмотрел на меня и пробурчал что-то, чего я не расслышал. Остаток для он молчал. По дороге в тюрьму я шел рядом с Нарвоном. Когда мы оказались за пределами слышимости кордогана, я шепотом задал ему вопрос.
— Эта женщина, которую я видел в твоем доме, которая скрылась из комнаты, когда мы вошли, — она твоя близкая знакомая?
Он выглядел удивленным, и колебался на мгновение или два дольше, чем нужно было, прежде чем ответить.
— Нет, — сказал он наконец. — Я первый раз ее видел. Не знаю, что ей было нужно. Она вошла как раз перед вами, наверное, ошиблась домом, а когда появились вы, пришла в замешательство и убежала. Ты знаешь, как в наши дни опасно делать ошибки, какими бы невинными они ни были.
За это заявление его могли пытать и казнить, и он это знал. Я предупредил его.
— Ты странный Зани, — сказал он. — Ты ведешь себя почти так, как будто ты мой друг.
— Забудь это, — предупредил я его.
— Я забуду, — пообещал он.
В тюрьме я сразу привел его в офис Торко.
— Так значит, ты великий ученый, Нарвон, — прорычал Торко. — Тебе следовало оставаться при твоих книжках вместо того, чтобы пытаться поднять восстание. Кто твои сообщники?
— Я не сделал ничего плохого, — сказал Нарвон. — Так что у меня нет сообщников ни в чем плохом.
— Завтра твоя память станет лучше, — рявкнул Торко. — Наш Возлюбленный Мефис самолично
Когда я вел Нарвона через комнату суда, он побледнел при виде орудий пытки.
— Ты не выдашь своих сообщников? — спросил я.
Он вздрогнул и вдруг как будто стал меньше ростом.
— Не знаю, — признался он. — Я никогда не мог выносить боль. Не знаю, что я сделаю. Знаю только, что я боюсь — о, как сильно я боюсь! Почему они не убьют меня, не мучая?
Я сам очень сильно боялся — за Зерку. Не знаю, почему, ведь она считалась такой образцовой Зани.
Быть может, мои подозрения возбудило то, что она скрылась от людей в униформе Гвардии Зани. Быть может, причиной было то, что я никогда не мог согласовать свое доверие к ней со знанием того, что она Зани. И немного потому, что Нарвон пытался так очевидно выгородить ее.
Когда я вернулся в офис Торко, кордоган, который был со мной при аресте, как раз выходил. Торко зловеще хмурился.
— Я слышал плохие доклады о твоем поведении во время моего отсутствия, — сказал он.
— Это странно, — сказал я. — Разве что у меня здесь появился враг, тогда ты можешь услышать все, что угодно, ты же знаешь.
— Сведения поступили из разных источников. Мне сказали, что ты обращаешься с заключенными очень мягко и снисходительно.
— Я не был жесток, если речь идет об этом, — сказал я. — Я не получил приказа быть жестоким.
— А сегодня ты не обыскал дом, где скрывалась какая-то женщина, как тебе было известно, дом предателя.
— У меня не было приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо, — ответил я. — Я не знал, что этот человек предатель, мне не сказали, в чем его обвиняют.
— Технически ты прав, — признал он. — Но ты должен научиться проявлять больше инициативы. Если кого-то арестовывают, значит, он представляет собой угрозу государству. Такие люди не заслуживают милосердия. Потом ты шептался с арестованным всю дорогу до тюрьмы.
Я громко рассмеялся.
— Этот кордоган не любит меня, потому что я поставил его на место. Он проявил непослушание, а я такого не терплю. Конечно, я разговаривал с арестованным. Что в этом плохого?
— Чем меньше человек с кем-то говорит, тем безопаснее для него, — сказал он.
После этого он меня отпустил, но я понял, что возбудил подозрения. И тут еще этот брат Лодаса с полным набором подозрений и действительно знающий кое-что обо мне, настроенный разболтать все, что он знает или подозревает, при первой же возможности. Что бы я ни собирался делать, я должен был делать быстро, если я надеюсь вообще выбраться отсюда. Слишком много пальцев было наготове, чтобы указать на меня. И было еще послание Мьюзо. Я попросил позволения на следующий день отправиться ловить рыбу и, поскольку Торко любил свежую рыбу, он разрешил.