Карт-Бланш для Синей Бороды

Лакомка Ната

— Как раз отпросился к сестре на свадьбу. Я и отпустил. Непростительная глупость с моей стороны.

— Ален, а это… могло быть правдой? — еле выговорила я. — То, что вы ворвались к благородной леди и… были грубы с ней?

Он перевел взгляд за окно и ответил:

— Могло.

Я прислонилась к стене, раздумывая над тем, что сейчас услышала. Неужели Алария оказалась права? Графу нравится причинять женщинам боль. Он ударил леди Эстер, хотя и говорит, что сделал это по причине ее предательства. Он силой взял леди Милисент, спровоцировав скандал — а то, что скандал был, я не сомневалась, если уж король решил вмешаться… Потом — Алария. Не проявил ли граф свою грубость

по отношению к ней? Бедная Барбетта, Гюнебрет — все они боялись графской порки. Значит, уже пробовали ее? Да и я сама — разве не пришлось мне испытать дикость его нрава? Но ведь Ален был так нежен со мной… вчера…

— Милли мне сразу понравилась, — заговорил вдруг граф, и от неожиданности я вздрогнула. — Она… она ведь очень красива. Она говорила со мной так, словно я был ей приятен. И танцевала, и смеялась. Она сразу поняла про мою больную руку и сказала, что болезнь — это еще один бой, который надо выиграть. Говорила, что пока жив, есть надежда, что мы обязательно найдем лекарство. Милли принимала меня таким, каким я был, и это казалось мне почти чудом. Я увлекся ею, постоянно думал о ней. Так что когда выпил — вполне мог заявиться в ее комнату. Тем более, она в тот вечер спала не в комнате фрейлин королевы, а в комнате своего отца, а ее папаша как раз пил со мной и отправился переночевать к девочкам в веселый дом.

— Бедная девушка… — сказала я. — Представляю, что она пережила.

— Бланш, — позвал Ален.

Я не ответила, и рука его легла мне на плечо, притягивая меня властно, но вовсе не грубо.

— Ты осуждаешь меня? — спросил он.

— Осуждаю? — откликнулась я эхом. — О нет, милорд. Ваш поступок — он ужасен, но я не могу ненавидеть вас за него, хотя мне всем сердцем жаль леди Милисент, и еще я боюсь…

— С тобой никогда ничего подобного не случится, — сказал он глухо. — Все изменилось, когда я встретил тебя, — я чувствовала, что ему непросто дались эти слова. — И сам я изменился… хочу измениться…

— Это прекрасно, — сказала я, прижимаясь щекой к его груди и вслушиваясь в ровное и сильное биение его сердца, — но справедливо ли так поступить с леди Милисент?

— Справедливо. Она получила то, что хотела. А я хочу получить ту, которая спасла меня от проклятья, от боли, от одиночества. Если бы не ты, я так и остался бы калекой, если не сошел с ума от этого дрянного снадобья Сильвани, — он попытался поймать мои губы, чтобы поцеловать, но остановился. — Что случилось? Почему ты так побледнела?

— Подождите, милорд, — я разжала его руки и встала перед ним, собираясь с духом.

— Вы рассказали мне всю правду, я верю, что ничего не утаили. Теперь мне надо кое-что сказать вам.

— Ну, говори, — сказал он, скрестив на груди руки. — Послушаем, чем ты опять меня удивишь.

— Простите, но я обманула вас. Солгала, и сделала это сознательно.

76

— Обманула? — он засмеялся с таким облегчением, что мне стало стыдно вдвойне. — Да ты шутница! Разве ты можешь лгать, Бланш?

— Я обманула вас, милорд, — повторила я. — Вы никогда не были больны, поэтому не считайте меня вашей избавительницей. Вильямина солгала вам насчет лечения, а я поддержала ее ложь.

— Что ты несешь? — граф протянул мне обе руки. — Была жуткая боль, но все прошло. И смотри — обе руки действуют одинаково. Ты скромница, Бланш, но не надо принижать себя настолько.

— Вы не были больны, милорд! — вывалила я разом всю правду, потому что молчать было уже превыше моих сил. — Королевские лекари не смогли вас вылечить, потому что вы не были больны телесно. Вильямина говорит, болезнь

была вами придумана, вы сами внушили ее себе, после того, как поссорились с леди Эстер и винили себя в ее смерти. Вильямина пыталась объяснить вам это, но вы не поверили, вы искали лекарство, а не хотели понять причины болезни. Тогда она подыграла вам и дала это браслет — он не магический, не заколдованный, он был обыкновенной безделушкой. Поэтому я ничем не рисковала, забирая его у вас. Вы приписали мне благородство и самоотверженность, которых у меня не было. И я скрывала это, а браслет, скорее всего, смыло с руки, когда меня бросили в пруд… — я сделала паузу, со страхом ожидая, что ответит мой муж, но он молчал, и я закончила, чувствуя, что вот-вот расплачусь. — Теперь вы все знаете, милорд. Я ничем не лучше вас, я такая же грешница и также совершала постыдные поступки.

— Надеюсь, девственниц ты не насиловала? — спросил Ален.

Я подняла на него глаза, не понимая странной шутки. Он смотрел на меня с улыбкой, а его лицо сияло внутренним, ласковым светом. В эту минуту граф показался мне необыкновенно красивым, я никогда не видела его таким.

— Дай обниму тебя, маленькая шоколадница! — он схватил меня в охапку, сжимая так, что косточки хрустели. — Ты чего боялась? Что я рассержусь за обман? Какая разница, как ты вылечила меня, и была ли болезнь? Ты вылечила, и кто будет винить умного врача, если пациент — мнительный дурак? Я презирал Милисент, что она верит глупым байкам про проклятие жен де Конморов, а сам был не лучше. Поэтому не хмурься, — он провел пальцем по моему лбу. — Эта морщинка между бровями пугает меня больше, чем тебя — страшный граф Синяя Борода. Тебе есть еще, в чем покаяться?

— По-моему, нет, — призналась я. — Вы не сердитесь за обман, милорд?

— Ален, — поправил он меня. — Мы же решили, что ты зовешь меня по имени и никаких титулов. И я ничуть не сержусь на Бланш, я ее люблю.

— Ален, — выдохнула я и обняла его.

Спустя четверть часа из гостиной выглянула Гюнебрет и скорчила гримаску:

— Боже! Сколько можно целоваться?! Вы идете завтракать?

Все хорошо! Все так хорошо!

Я поймала себя на том, что напеваю, когда проверяла, что готовили на обед. Ален и я — никаких тайн между нами, никаких препятствий! По сравнению с этим и убийца казался просто страшным сном, который забывается, когда день солнечный и ясный.

Но когда я увидела мужа в меховом плаще, вся моя радость исчезла в единый миг.

— Куда вы собрались? — переполошилась я.

— Куда ты собрался, Ален, — поправил меня муж. — Поеду в столицу, навещу его величество.

— Ты поедешь к королю? Зачем?

— Королева — крестная мать Милисент. Как бы она не обиделась за крестницу слишком сильно. Милисент грозилась мне королевским гневом, вот я и подумал — лучше самому поговорить с королем, прежде чем до него доползут слухи. Я бы еще вчера доделал то, что мы не успели закончить, но так неправильно. Заручусь поддержкой короля, и тогда тебе точно ничего не будет угрожать, и никто не посмеет встать меду нами.

— Это., надолго?

— На неделю.

— Неделю?!.
– спросила я потрясенно.

— Возможно, больше. Но Пепе останется, ты не волнуйся. Можешь положиться на него, он не подведет. Не покидай Конмор, что бы ни случилось. Никуда не исчезай, пока я не вернусь. Это приказ. Поняла?

— Да, Ален… — прошептала я, приникая к нему.

— И не надо плакать, милая, — сказал он ласково.

— Но я не плачу…

— Тогда почему эти слезы?

Он порывисто обнял меня и расцеловал в щеки, снимая губами слезинки, которые катились из моих глаз, и сказал на ухо: