Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
– Чтобы я пропустил такое веселье?! — изумился король. — Да я не испытывал подобного удовольствия с того самого времени, как мы брали Донжон!
– Славная была вылазка, — согласился Ален.
Мужчины пожали руг другу руки, потом запястья, потом опять руки — видимо, это был их условный знак еще со времен воинственной юности. Но сейчас не могла умилиться подобным проявлением дружбы. Упав на колени, я стиснула ладонями лицо, понимая, что случилось то, чего я боялась.
– Маленькая графиня все еще не пришла
– Отличный совет! — согласился Ален и шагнул ко мне, широко улыбаясь. — Все закончилось, Бланш. Теперь не надо слез.
Он помог мне подняться и подхватил на руки.
Его величество шутливо благословил нас:
– Идите, дети мои, и будьте счастливы!
Они не слушали меня, хотя я опять и опять пыталась объяснить им, что же они натворили.
Я порывалась сказать Алену обо всем, но как только начинала, он либо закрывал мне рот поцелуем, либо начинал уверять, что не хотел испытывать моего сердца столь жестоким зрелищем, как он сам в гробу, но так было нужно, и прочее, и прочее.
Мы оказались в спальне, в мгновение ока я оказалась в постели, и Ален стащил монашескую хламиду, сорвал камзол и принялся за рубашку.
– Теперь нам никто не помешает, — сказал он, склоняясь ко мне. — Но прежде, чем все случится, скажи, что ты прощаешь меня за рыбный запах. Мне он самому противен, но ванной тут не поможешь…
О! Я ненавижу ваше мужское самодовольство! — закричала я, перебивая его любовные песни, и он, наконец, услышал меня. — Что вы наделали?! Что наделали! Ведь у него Гюнебрет!
Ален тут же выпустил меня из объятий:
– Гюнебрет? Где она?
– Сэр Оуэн похитил ее, выманил из замка, — объяснила я, снова начиная всхлипывать. — Он угрожал мне, что убьет ее, если я не отправлю вам отравленные конфеты и не выйду за него замуж! Но я не знаю, где он ее прячет!
Граф выбежал из комнаты, на ходу заправляя рубашку в штаны. Я бросилась за ним следом и остановилась на лестнице, на втором этаже, с отчаянием наблюдая, как Ален раздает приказания.
Замок Конмор опустел.
Все мужчины, да и некоторые женщины отправились на поиски Гюнебрет. Король распорядился отправить поисковые отряды в Ренн и Анже, и мне оставалось лишь ждать.
82
Поиски Гюнебрет не приносили успеха. Один за одним возвращались слуги, чтобы поесть, отоспаться и снова отправиться искать дочь графа. На мои расспросы они отвечали односложно: «нет», «не нашли», «ничего не известно». Ален не возвращался, и единственное, что я могла сделать для него — это передать еду с нарочным.
Злодеи погибли, но вместе с ними погибла и моя счастливая семейная жизнь. Если случится страшное, сможет ли Ален смириться с этой потерей?
Теперь мне не было нужды готовить завтраки, и обеды я тоже не готовила. Но удовольствия от отдыха не было, наоборот — пришла тягостная пустота. Ночами я не могла уснуть и все молилась, молилась. Небеса не могут быть так несправедливы к нам — в это я верила всем сердцем. На четвертую ночь я задремала только после третьих петухов, когда пора было уже вставать. Проснулась я от движения воздуха и испуганно вскочила. Но это был Ален — он вошел тихо-тихо, сел на край постели и стягивал рубашку.
– Прости, не хотел тебя будить, — сказал он.
– Нашли? — только и спросила я.
– Нет, — ответил он, стащил штаны и улегся на краю постели, отвернувшись от меня.
Я лежала без сна, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить мужа. Мне хотелось прикоснуться к нему, проявляя тем самым участие и сочувствие. Разделить с ним его тревогу, но я не была уверена, что это нужно ему сейчас. После недавних событий мы впервые оказались в постели, но ни ему, ни мне было не до любовных утех.
Зимняя ночь тянется долго, а мне она казалась бесконечной. Ах, Реджи, Реджи… Зачем же ты сотворил такое? Зачем взял на душу двойной грех?
Перед самым рассветом я снова уснула и увидела себя во сне совсем маленькой. Рядом был Реджи — еще обыкновенный мальчишка, в котором не было ничего демонического. Мы играли возле старой мельницы, и Реджи клялся, что в подполе мельницы живут страшные существа — с головой кошки и с телом крысы. А еще он говорил, что если я кому-нибудь проболтаюсь об этом, он посадит в подпол меня.
Я проснулась, как будто меня толкнули в бок, и села в постели с бешено колотящимся сердцем. Ален спал рядом крепким, тяжелым сном. Я затрясла его за плечо, но он проснулся не сразу, только забормотал что-то невнятное. Потом он посмотрел на меня мутными со сна глазами, но когда я начала рассказывать про то, как в детстве играла с Реджи возле заброшенной мельницы, сон с него сразу соскочил.
– Если ехать в Ренн, свернуть направо или налево? — спросил он, вскакивая и поспешно одеваясь.
– Если я поеду с вами, то мы доберемся туда быстрее! — сказала я.
Он посмотрел на меня с сомнением:
– Я собирался ехать в седле.
– Я очень хорошо держусь в седле, — заверила я его, хотя все внутри сжалось, едва я представила ночную поездку на лошади, верхом, да еще в мороз.
Ален посмотрел с еще большим сомнением, но сказал, чтобы я одевалась потеплее, и вышел.
Когда я спустилась вниз и выглянула из-за двери, утренний морозный воздух так и обжег легкие.
Во дворе стояли запряженные сани, и Ален бросил на сиденье одну медвежью шкуру, а вторую принес Пепе, чтобы было, чем укрыться.