Карт-Бланш для Синей Бороды
Шрифт:
52
Напрасно я боялась, что граф будет искать со мной встреч после случая с конфетой. С самого утра следующего дня он занялся делами замка, и слуги летали, как пчелы, выполняя его приказания.
Воспользовавшись этим, я решила наведаться в Ренн, чтобы кое-кого повидать. Тем более что из Конмора отправились повозки, груженные бочками. Для меня приготовили легкие сани, и возница, весело насвистывая, направил их вслед за обозом. Так я могла не бояться
Пока бочки выгружали возле графского дома, я приказала отвезти меня на ту улицу, где жила раньше с матушкой и сестрами. Но интересовал меня совсем не наш прежний дом.
— Подождите меня здесь, — попросила я возницу, указывая на дом Вильямины. — Я постараюсь долго не задерживаться.
— Как прикажете, миледи, — ответил слуга, послушно останавливая лошадей.
Вильямина явно ждала гостей. Она принарядилась, намотав вокруг головы алую ткань и выпустив один конец на плечо.
— Приехала? — хохотнула она. — Я же говорила, что приедешь!
— Вы были правы, госпожа, — ответила я вежливо. — И вы, наверняка, знаете, для чего я приехала. Что вы сказали милорду? Что может излечить его от болезни? Я видела браслет у него на руке…
— Браслет! — прорицательница покривилась. — Этому болвану непременно нужно какое-то средство, чтобы излечиться!
— И он его нашел. Только оно не спасает, а губит, и он это знает, но уже не может переносить боль. Откройте его тайну, я хочу помочь.
— Никакого средства от болезни нет, — сказала Вильямина поучительно.
— Нет?!
— Есть только человеческие страхи, — сказала она с досадой и постучала себя по лбу пальцем. — Человеческие страхи, пустившие корни.
— Я… не понимаю.
— Не заставляй меня думать, что ты такая же глупая, как этот болван! Никакое лекарство или средство его не излечит, потому что болезнь у него в голове. Это все его мысли, его терзания. Но он не хочет избавляться от них, а ищет средство! Безнадежный олух!
Несколько секунд я осмысливала то, что поведала старуха.
— Вы хотите сказать, — медленно проговорила я, — что на самом деле болезни нет…
— И не было, — поддакнула Вильямина.
— Он здоров, но наказывает себя за смерть, в которой невиновен…
— Он так благороден, — закатила глаза старуха. — Я не могла объяснить ему то, что ты поняла сейчас, поэтому дала браслет и сказала, что когда найдется та, которая добровольно и с радостью согласится взять на себя его боль, он вылечится.
— Вы солгали ему?
— Он ждал этой лжи, — старуха философски пожала плечами.
— Благодарю вас, — я положила на стол две золотые монеты,
— Может, хочешь, чтобы я тебе погадала? — предложила прорицательница.
— Нет, благодарю, — поспешно отказалась я.
— Тогда прими совет, — она развалилась в кресле, в котором сидела подперев рукой голову и разглядывая меня, словно решая — какой совет из тысячи ей известных, мне подойдет. — Любовь — это прекрасная игра, но главное не заиграться в нее. А то можно и голову потерять. Трудновато будет жить без головы.
Кровь бросилась мне в лицо, и я, пробормотав слова прощания, вышла из дома гадалки.
В замок я возвращалась, как на крыльях. Возница подгонял лошадей, солнце заливало светом белоснежные равнины, и мне казалось, что при известном усердии можно преодолеть все трудности. А любовь… Что ж, не у всех всё складывается так, как желается. Можно обозлиться на весь мир, а можно попытаться сделать добро тому, кто недосягаем для тебя по каким-то причинам. Это я сейчас и собиралась претворить в жизнь.
Едва я вошла, сбивая с башмаков налипший снег, как услышала вопли и плач, и похолодела, представляя самое страшное, потому что плакала Вамбри. Я промчалась по великолепным коврам, даже не успев разуться и снять накидку, взлетела по лестнице. Навстречу мне попалась Барбетта с глазами, полными ужаса.
— Что случилось?! — я схватила ее за передник, останавливая, потому что она так и порывалась куда-то бежать. — Что-то с милордом?!
— И с милордом, и с бедняжкой Вамбри… Я за отцом Диланом…
Она собиралась бежать за священником! В моих мыслях тут же промелькнули тысяча самых страшных картин, и я бросилась мимо служанки в оружейную комнату, откуда доносились рыдания Вамбри. Воображение нарисовало мне умирающего Алена, и сама готова была закричать от отчаяния, что так поздно узнала о пагубном зелье, убившем его.
Дорогу мне преградил Пепе бледный, как смерть, и это еще больше уверило меня, что произошло несчастье.
— Пустите меня! — закричала я, когда Пепе схватил меня за локоть.
— Лучше бы вам туда не ходить, миледи, — сказал слуга торопливо.
— Немедленно отпусти! — бросила я ему в лицо: и он разжал пальцы.
Вбежав в комнату, я остановилась, как вкопанная, на мгновение потеряв дар речи.
Господин граф — живой и здоровый — стоял у ведерка розгами, достав одну и рассекая ею воздух, проверяя на гибкость, а две дюжих служанки удерживали Вамбри, лежащую вдоль скамьи — одна за плечи, другая за ноги. Штаны графской дочери были приспущены, а сама она хлюпала носом и умоляла отца простить ее.