Карта монаха
Шрифт:
Она через плечо посмотрела на него.
— Признайся, твоя первая?
— Если не считать меня самого? — Майкл улыбнулся. — Да.
— Когда я в декольте явлюсь на вечеринку Американской ассоциации юристов, то произведу фурор.
Майкл прикрыл рану большой салфеткой и закрепил пластырем.
— Все в порядке. Можно переходить к следующему приключению.
Быстро оглянувшись, Сьюзен посмотрела на Майкла. Время остановилось.
Майкл, отвечая на ее взгляд, почувствовал, что тонет в ее глазах, а щеки у него начинают гореть.
— Спасибо, — произнесла она.
Из-за искреннего чувства, вложенного ею в эту фразу, благодарность прозвучала как извинение.
Майкл улыбнулся и кивнул.
Встав, он поднял с земли мешок для снаряжения, извлек из него среднего размера
— Нам пора идти.
Сьюзен тоже сняла шлем и последовала за Майклом к выходу из резервуара. Они оказались в длинном коридоре из красного кирпича. Проход был узкий, не больше трех футов в поперечнике, с низко нависающим потолком. Примерно через пятьдесят футов коридор повернул налево. Они углублялись в сердце пещеры. Майкл заметил, что воздух постепенно становится все суше. Так они шли по крайней мере минуту, освещая себе путь фонариком Майкла, и наконец очутились в помещении, похожем на просторный зал, границы которого с обеих сторон терялись во мраке. Перед ними была одностворчатая дверь из внушительных кедровых досок, соединенных широкими железными стяжками. Замок, с большой замочной скважиной, располагался прямо посреди двери. Устройство было древнее — Майкл изучал такие, — хоть и незамысловатое, но надежное. Замок представлял собой четыре поперечных засова во всю ширину двери, уходящих в гранит. Во времена, когда его сделали, чтобы открыть дверь с таким замком, потребовались бы усилия небольшой армии.
При помощи дрели Майкл быстро разделался с накладной пластиной. Механизм состоял из крупных частей и, что поразительно, почти не заржавел. Достав из рюкзака восемнадцатидюймовый лом, он уперся им в центральную шестерню. Попытался сдвинуть ее, но шестерня осталась на месте; навалился всем весом — по-прежнему ничего. Майкл повернулся к Сьюзен. С улыбкой она подошла и взялась за лом. Теперь они надавили оба — и очень медленно, протестующе застонав, шестерни стали подаваться. Под скрип двери механизм пришел в движение, засов пополз вбок и постепенно целиком ушел в свое гранитное ложе. Дверь неспешно отворилась. Из проема пахнуло застоявшимся воздухом. Майкл заметил, что вещество, которым запечатана дверь, похоже на смолу или деготь. Очевидно, его использовали в качестве воздухонепроницаемого барьера. Когда дверь открылась, Майкл посветил фонариком внутрь, и у него перехватило дыхание. Сьюзен проследила за направлением его взгляда и пошатнулась. Она смогла лишь прошептать:
— О господи!
Глава 37
Их было человек тридцать, по большей части медиков, мужчин и женщин. Также присутствовали несколько политиков или чиновников в деловых костюмах. По сравнению с гостями-интеллектуалами — настоящими представителями современной медицины — они выглядели лощеными и деловитыми. Из грузового лифта каждые две минуты выходили группы по десять человек. Единственный на все здание пассажирский лифт совершал путешествие на десять этажей вверх и обратно за три минуты, точно крайне медленный транспортер для доставки VIP-контингента. Новоприбывшие оставались в холле, угощаясь горячими пирожками, фруктами и черным кофе.
Доктор Соколов и его приближенные находились здесь же. Все жаждали его внимания, надеясь заслужить благосклонность человека, благодаря которому обновленная Россия займет видное положение в мире и захватит лидерство в области медицины. Он был как рок-звезда, вновь появившаяся на сцене после пятнадцатилетнего таинственного отсутствия. И вся встреча являла собой воссоединение сил прошлого с новым поколением, желающим быть признанным в мире, где до сих пор ему отводилось лишь место на задворках.
Один из врачей стоял отдельно от других, со спортивной сумкой в руке. Он не участвовал в разговорах, а, казалось, изучал лица. Его крупная фигура и отличная физическая форма резко контрастировали с неспортивной внешностью медиков, многие из которых были попросту грузными. Руки его, грубые и сильные, не походили ни на ловкие руки хирурга с длинными пальцами, ни на руки человека, занятого интеллектуальным трудом или
Мысли Буша прервал негромкий звонок. Взволнованная толпа потянулась к наблюдательной комнате. Все улыбались и кивали Соколову, желая ему удачи, как будто он собирался выступать с новым хитом. В зале за прозрачным стеклом присутствующие стали рассаживаться, переговариваясь приглушенными голосами, словно в театре, где зрители боятся помешать артисту. Все расселись, и тяжелая металлическая дверь захлопнулась с громким лязгом. Наступила тишина. Все напряженно ждали.
Соколов в холле давал своим людям последние указания. Те отвечали взволнованными голосами. И затем, словно по команде, отворилась дверь лифта. Появились два санитара с каталкой, на которой лежала Женевьева Зивера. У Буша перехватило дыхание, когда он увидел ее тело, почти безжизненное. Никто здесь ее не жалел, во всех глазах читалась только хищная жадность. Для них она была не человеком, а предметом, который можно эксплуатировать. Лишь огромным усилием воли Поль сдержал ярость при виде такого насилия над душой бедной женщины.
Санитары вывезли каталку из лифта и повезли ее дальше по коридору, к операционной. Из-за вентиляционной решетки Буш наблюдал, как помещение пустеет и постепенно наступает тишина. Наконец не осталось никого. Через пару минут санитары возвратились, уже без каталки. Войдя в лифт, они исчезли за закрывающимися дверцами.
Бесшумно сняв вентиляционную решетку, Буш оттащил ее в сторону и прислонил к стене каморки. Спрыгнул вниз, в холл, и замер на месте, прислушиваясь, оглядываясь. Пригладил свой белый халат. Ни один человек в здравом уме не примет его за доктора, ну да не беда: эту роль надо будет играть ровно столько, сколько потребуется, чтобы извлечь оружие. Он оглянулся на Николая. Тот, облаченный, как и он, в белый халат, как раз спрыгнул на пол. Сунув руку в вентиляционное отверстие, Буш вытащил большой железный крест, состоящий из двух сваренных посередине сорокадвухдюймовых металлических стержней. Не произнося ни слова, он устремился по коридору. Миновав запертый вход в операционную, приблизился к наблюдательной комнате. Беззвучно поднял сорокафунтовый крест и припер его к двери. В месте пересечения стержней располагались два зажима, которые он ловко закрепил на дверной ручке, таким образом присоединив дверь к своему импровизированному засову. Четырьмя быстрыми поворотами рукоятки в центре креста он завинтил приспособление, в результате чего крест плотно прижался к дверному проему и к дверной ручке. Теперь дверь, открывавшаяся внутрь, надежно блокировалась. Разобрать запирающее устройство можно было только снаружи. Никто не покинет этот «театр» без согласия Буша и Николая. Сорвав халат, Буш затолкал его под дверь и пошел обратно. Николай как раз выбирался из двери лифтовой шахты.
— Отключил?
Фетисов кивнул.
— Теперь вечеринка действительно закрытая. Из этой дыры никто не выйдет и никто в нее не войдет без нашего благословения.
— Давай покончим с этим до того, как они до нее дотронутся, — нетерпеливо произнес Буш.
Оба извлекли оружие и пошли по коридору. Хотя вход теперь был перекрыт, Буш то и дело оглядывался; сам не зная почему, он испытывал неотступную тревогу, его не оставляло ощущение какого-то маячащего за ближайшим углом несчастья. Он не игнорировал это чувство; за многие годы работы в полиции инстинкты никогда его не подводили.
Дойдя до операционной, они встали по сторонам двери. Николай достал пульт дистанционного управления.
— Готов?
Буш кивнул.
— Мне кажется, один из докторов — подсадная утка. Слишком уж отличается по виду.
Николай дотронулся пальцем до кнопки.
— Охранник?
— Может, и похуже.
— Он в операционной или в зале?
— Думаю, в зале.
— Что ж, если он пожелает изображать героя, у нас найдется на него управа. — Левой рукой Николай сжимал пульт, а правой — большой пистолет.