Карта монаха
Шрифт:
Буш сидел с закрытыми глазами, раздраженно качая ногой.
Майкл придвинулся ближе.
— Я должен знать, Симон. Мне нужны не мифы и не сказки перед сном. Мне необходимо точно знать, что внутри шкатулки.
Симон помедлил, собираясь с духом, обращаясь внутрь себя в поисках сил, нужных для открытия ужасной истины.
— Вечная жизнь для того, кто откроет шкатулку… но за самую высокую цену. Награда обернута в худшее из всех зол. Нельзя допустить, чтобы оно вышло наружу. По пятам за ним всегда шла смерть; не внявшие предостережениям открывали шкатулку, а затем их близкие один за другим умирали, их царства опустошались чумой и мором, войной и засухой и в конце концов гибли. Весь мир вокруг этих людей разваливался, империи становились
— Если его выпустить наружу, то потом можно будет как-то сдержать? — с опаской, предчувствуя ответ, спросил Майкл.
— Не знаю.
— Это ты про апокалипсис? — пренебрежительно бросил Буш.
Он все так же сидел, закрыв глаза, и только выразительнее закачал ногой.
— Скажи мне, что это болезнь, чума, редкая форма гриппа, и я пойму. Но какой-то мифический, божественный Армагеддон? Нет уж, уволь.
— Для твоего сведения, просто чтобы ты знал смысл слов, которыми бросаешься: «апокалипсис» переводится как «откровение». — Симон с трудом сдерживал гнев. — Оно происходит от другого, буквально обозначающего «снимать крышку с чего-то». Ты можешь приписывать этому слову какое угодно значение.
— Итак, выбор у нас не слишком велик, — произнес Майкл, стараясь отвлечь и успокоить противников.
Взгляд у него стал рассеянным, мысленно он пытался освоиться с новой информацией, но у него возникло чувство, что реальность превратилась в ледяной склон, по которому он скользит. Против них был человек, который уничтожил свою семью, убил самых близких людей — жену и тестя, чтобы заполучить их дело стоимостью в миллиарды долларов; который, единственно из алчности, эксплуатировал идею Бога; который проповедовал, но в своих поступках лицемерно противоречил каждому слову собственных проповедей. Майкл сгорбился в кресле.
— Нет никаких шансов, что он кого-то отпустит, — уставившись в одну точку, заключил он.
— Такой человек не может себе позволить, чтобы кто-то узнал о его чудовищных деяниях: это разрушит его империю, обратит ее в прах. Он убьет твоего отца, Майкл. И он убьет Сьюзен и Женевьеву.
— А я говорю, мы хватаем Сьюзен и твоего отца, — взвился Буш, — и рвем когти, а там пускай этот умник за нами гоняется. Ха, ищи ветра в поле!
— Хотелось бы, чтобы это было так просто. — Симон покачал головой. — Чтобы выжить, он не остановится ни перед чем. Все его благочестивые слова лживы, за ними он прячет свою злобную и извращенную душу. Джулиан — воплощение мрака. И теперь, с этой шкатулкой, с этим могуществом в руках, безразличный к последствиям, он вызовет к жизни такие силы, что лучше не думать. Это будет все равно как дать ему все ядерные боеголовки в мире.
Майкл смотрел в иллюминатор, на океан пятью милями ниже них. Под блестящей, озаренной луной поверхностью таились темные глубины с их неразгаданными тайнами и опасностями. Это напомнило ему о шкатулке, ее красоте и исходящем от нее соблазне и о прячущейся под крышкой смерти. Его словно затянуло под воду, где он тщетно бился, пытаясь выбраться на поверхность и не зная, придется ли ему еще вдохнуть воздух.
— Помни одно, Майкл. — Симон наклонился вперед, глядя на друга с нехарактерным для него сочувствием. — Даже в самые мрачные минуты всегда есть надежда.
Майкл слушал и не представлял, каким образом надежда может к нему вернуться. Со времени смерти Мэри он плыл по жизни без цели и направления. А теперь предстоит погибнуть отцу, которого он только что узнал, и женщине, сумевшей найти дорогу к его сердцу; и против всего этого он абсолютно бессилен.
Из пилотской кабины показался Мартин и снял с держателя на передней стенке кабины беспроводной телефон. Сначала он быстро говорил — задавал вопросы, — а потом стал что-то записывать, то и дело кивая. Это привлекло внимание
Наконец, по прошествии целой минуты, Мартин приблизился к Майклу и протянул ему телефон.
Майкл непонимающе смотрел на него.
— Меня? — Он огляделся; те немногие, кого он считает друзьями, здесь, с ним, в салоне самолета. — Кто это?
Мартин пристально посмотрел на него.
— Твой отец.
Самолет коснулся земли на недлинной, заезженной до твердости камня взлетно-посадочной полосе, сохранившейся со времен Второй мировой войны. Теперь, если не считать того, что здесь приземлялись время от времени частные самолеты с богачами и знаменитостями, желающими посетить корсиканское побережье, ею пользовались не очень часто. Окруженный ангарами полуцилиндрической формы из гофрированного железа и хибарами из тонкой жести, имевшими такой вид, словно их легко перевернет первым же ветерком, аэропорт имел не слишком обширную клиентуру. Главным образом она состояла из спортивно-пилотажной команды на биплане и учащихся авиационной школы, с парком в виде пятерки легких одномоторных самолетов «пайпер каб». Управление воздушным движением осуществлялось непосредственно из гостиной авиадиспетчером, по совместительству выполнявшим обязанности начальника топливного склада и трижды в неделю — городского мясника.
Из самолета вышел только Мартин, все прочие оставались на своих местах. В иллюминатор Майкл наблюдал, как Мартин, пройдя по дорожке, приблизился к поджидавшему его лимузину. Что-то коротко сказав шоферу, стоявшему у задней дверцы, Мартин передал ему деньги и кивнул. Шофер открыл дверь, и наружу вышел Стефан Келли.
Несколько секунд двое мужчин молча стояли, глядя друг на друга. На лицах обоих выразилось молчаливое облегчение, и только после этого они обменялись теплым рукопожатием. Мартин дошел до того, что во весь рот улыбнулся — впервые Майкл видел его улыбающимся. Келли был облачен в черную форму охранника — она на нем смотрелась лучше, чем костюм от «Брукс бразерс», в котором Майкл впервые его увидел. Когда они с Мартином двинулись вверх по трапу, он несколько раз бросил взгляд вверх. Келли сильно изменился со времени их с Майклом первой встречи, шесть дней назад. Как это ни удивительно, он выглядел отдохнувшим.
Келли прошел мимо Майкла, Буша и Симона, не произнеся ни слова и ни разу на них не посмотрев, и налил себе в баре виски. Осушив стакан, насыпал в него льда и налил еще. Наконец повернулся и обвел взглядом присутствующих. Посмотрел на Симона и Буша с таким выражением, словно изучал факты по какому-то делу, после чего его взгляд остановился на Майкле.
Добрых полминуты они смотрели друг на друга, и за это краткое время между ними пронесся целый мир мыслей и чувств.
— Мы не завершили беседу, — нарушил молчание Келли.
— Мягко выражаясь.
— Однако сейчас не самое подходящее время для ее завершения. — Келли взглядом указал на Буша и Симона.
Майкл кивнул.
— Мартин сказал, что Сьюзен показала тебе комнату-сейф, — произнес Келли, намекая на фотографии Майкла и другие связанные с ним бумаги.
— Да… — Словно впервые, Майкл смотрел на этого человека.
Человека, часть дома которого представляла собой хранилище воспоминаний о Майкле, где в идеальном порядке содержались фотографии и документы, запечатлевшие события его биографии. Теперь было понятно, что он оставил сына не из-за безответственности, а из-за любви, потому что желал ему жизни, которую он, одинокий родитель, сам еще почти ребенок, не в состоянии был обеспечить. Он был отцом, чье участие в судьбе сына происходило через фотографии и печатное слово, но никогда через разговоры и объятия. Благодаря Сьюзен Майкл увидел, с какой отцовской гордостью Стефан хранил все эти документы; она хотела, чтобы Майкл знал: воистину он не был забыт. Глядя на этого человека, Майкл растерялся, не знал, что сказать, как разрядить становившееся невыносимым напряжение.