Картель правосудия
Шрифт:
– Разрешите курить? – небрежно поинтересовался Кротков, рискованно развалясь на шатком стуле.
– Пожалуйста, пожалуйста. – Осетров заботливо придвинул обвиняемому пепельницу.
Вызывая его на допрос, Осетров поставил себе задачу-минимум: грамотно составить протокол, из которого бы явствовало, что обвиняемый опровергает обвинение по всем пунктам и при этом не просто отпирается, уходя в глухую несознанку, а приводит убедительные аргументы, которые нуждаются в тщательной проверке. И задачу-максимум: кроме всего вышеперечисленного добиться от него содействия, чтобы самому не ломать голову, пусть этот козел
– В каких отношениях вы состоите с гражданкой Масленниковой? – осторожно начал Осетров.
– Мы с ней едва знакомы, – вздохнул Кротков. По началу разговора он предположил, что никто его здесь топтать сапогами не будет, скорее наоборот. И вел себя, как и подобает несправедливо преследуемому, безвинно страдающему человеку, уставшему бороться с системой.
– А с Назаровым?
– С ее сожителем? – переспросил арестованный. – Между нами вообще нет никаких отношений. Я видел его всего пару раз, если, конечно, не считать того, что его физиономия довольно часто мелькает на экране.
– На какой почве возник конфликт между вами и гражданкой Масленниковой?
– Я уже сто раз объяснял, она брала кредит и не вернула в положенный срок. – Кроткову действительно надоело талдычить одно и то же.
– И вы не оказывали на нее давления?
– Нет, конечно. – В искренности его возмущения постороннему сомневаться было трудно. Казалось, он сам верит в то, о чем говорит. – Все это просто какая-то чудовищная инсинуация.
– Может быть, вас связывало что-то еще, помимо кредита? – Осетров попытался направить Кроткова в нужное русло. – Что-то, что могло вызвать в Масленниковой зависть, ревность, обиду, желание отомстить, оклеветав вас?
Но Кротков не ухватился за предоставленную возможность. Он продолжал строить из себя человека чести:
– Нет. Я не хочу ее порочить. Очевидно, она попала в сложное финансовое положение и не смогла найти средств для погашения кредита. Только вместо того чтобы прийти ко мне и обсудить ситуацию, она инспирирует дело о вымогательстве, шантаже и еще бог знает о чем.
– Что вы можете сказать об аудиозаписи вашего разговора с Масленниковой?
Задавая этот вопрос, Осетров ступал на самый скользкий участок. Хорошо бы Кротков сумел что-нибудь придумать, потому что эта пленка единственное весомое доказательство того, в чем его обвиняют. Все остальное не составит труда вывернуть наизнанку.
– Какого разговора? В ресторане? – устало переспросил арестованный.
«Ни черта он не придумал». Осетров был крайне разочарован.
– Нет, у вас в офисе. Разговор, в котором вы подтверждаете, что Назаров является заложником, и требуете от Масленниковой делиться с вами частью прибыли от ее ресторана.
– ?! – О существовании этой пленки Кротков слышал впервые. Он прокрутил в голове их тогдашнюю беседу и понял, что здорово влип, если, конечно, эта пленка не фикция. В своем кабинете он не стеснялся и называл вещи своими именами.
Видя, что его подопечный не на шутку всполошился, Осетров поспешил его успокоить. Этого еще не хватало. Сейчас наложит в штаны, а потом возьмет и выдаст чистосердечное признание.
– Подлинность пленки, конечно,
– Разумеется, это подделка, – моментально овладев собой, тут же откликнулся Кротков.
– То есть вы отвергаете предъявленное вам обвинение и утверждаете, что вас оклеветали?
– Вне всякого сомнения.
– Прочитайте и распишитесь. – Разочарованный Осетров отпустил Кроткова. Увы, программа-максимум осталась невыполненной. А значит, чтобы вытащить этого урода, придется рвать собственную задницу.
БОМЖ
15 февраля
«Мистер наглая рожа» не был хамом-одиночкой. У каждого из сотни с лишним нищих инвалидов, принадлежащих Сенатору и промышляющих в центре Москвы, состоялись в тот же день встречи с подобными личностями.
Кирилл заметил, что мент, иногда приглядывающий за ним, стоит рядом и демонстративно смотрит в сторону. Итак, власть действительно поменялась. Не успел «мистер наглая рожа» скрыться из виду, на горизонте показалась не подозревающая о происках конкурентов жена хозяина. Не вдаваясь в разговоры и не глядя на Кирилла, она поставила сумку рядом с ним, роясь для виду в кошельке.
– Вы уволены, мадам.
От неожиданности она выронила монету и тупо уставилась на него сверху вниз:
– Чего? Не поняла.
– Подыщи себе другую работу, дура! – крикнул он, чтобы привлечь внимание людей. – Можешь в дворники пойти: махать метлой много ума не надо. А лучше всего на свалку: собираешь всякую дрянь, отмываешь от дерьма, сортируешь и сдаешь.
– Я тебе дома дрочилки повыдергиваю – нечего протягивать будет, – цыкнула она и оглянулась. Несколько прохожих с интересом наблюдали за этой сценой. Воодушевленный вниманием публики и входя в раж от злости на супостатку, Кирилл закричал:
– А я тебе больше отстегивать не буду, сука! Граждане дорогие! Грабят нищего инвалида!
Появился милиционер и, взяв ее под руку, сказал, обращаясь скорее к зевакам, чем к задержанной:
– Пройдемте! – Жена хозяина, так ничего и не сообразив, спокойно проследовала за ним. Кирилл не слышал, о чем они говорят, но по выражению ее лица догадался: до бестолковой бабы начинает доходить: что-то стряслось. Перекупленный страж порядка вызвал «луноход». Хозяйскую жену с привычной бесцеремонностью затрамбовали в него и увезли.
Кирилл успокоился, решил подождать минут десять, пока все утихнет, постовой отправится куда-нибудь по своим делам, и тогда «делать ноги». От мысли про ноги на него опять накатило бешенство, он нащупал в кармане «Марс» с начинкой и решил, что, если не сможет сегодня бежать, зарежет хозяина и его бабу, черт с ними, все равно пропадать.
Бежать Ковалевский не успел: появился сам хозяин, сильно перепуганный с виду, и отвез его домой. Вместе с бритоголовым, напуганным и разозленным не меньше хозяина, они стали по очереди допытываться у каждого во всех подробностях: как выглядел этот козел и что он сказал? Выяснилось: «козлы» были, по крайней мере, двух видов, ничего более существенного ни один из инвалидов вспомнить не смог или не захотел, хотя дознаватели домогались мельчайших подробностей и грозили смертными муками тому, кто что-нибудь утаит. Про инцидент с арестом хозяйской жены Кирилл, разумеется, промолчал.