Картины
Шрифт:
Глава 6. КОМЕДИИ. ЗАБАВЫ
"Улыбки летней ночи"
Во время запретов на производство фильмов в 1951 году я сделал серию рекламных роликов мыла "Бриз". Они спасли меня от тяжелого экономического краха. Сегодня я по-прежнему смотрю их с определенным энтузиазмом. Они не страдают недостатком честолюбия или отсутствием энергии. Сделаны необычно и с хорошим настроением. А то, что они рекламировали мыло, которое чуть ли не сдирало с тебя кожу, наверное, можно и забыть. Комедии в моем творчестве появились по тем же причинам, что и фильмы "Бриз", — ради денег. Я ничуть этого не стыжусь. Большинство произведений в мире кино создано по этой же самой причине. Но мое отношение к жанру комедии довольно сложное, и корни этих сложностей уходят глубоко в прошлое. Я считался мрачным и легкоранимым ребенком. "У Ингмара нет чувства юмора", — такое мнение господствовало изначально. Зато мой брат уже в молодости отличался умением произносить блестящие, необыкновенно смешные речи на всяких празднествах, был невероятный затейник,
В Хельсинборге поставил два новогодних ревю и сочинил несколько, как мне казалось, веселых номеров. Но никто даже не улыбнулся, и я долго размышлял: как же другим-то удается рассмешить публику! Для меня это было непостижимо. В городском театре Гетеборга я наблюдал за репетициями классического французского фарса "Бишон" в постановке Торстена Хаммарена. Гениальный постановщик фарсов, он обладал несравненным талантом точно акцентировать ядро смеховых ситуаций. Он заставлял актеров разыгрывать кульминацию комедийной ситуации, начиная издалека, на периферии, с тем, чтобы спустя двенадцать мгновений она взорвалась точно в центре. Классические французские фарсы сами по себе нисколько не остроумны. Они строятся на комичности ситуации. Все рассчитано с математической точностью, и кульминация приходится на ситуацию, которая должна вызвать смех.
В картине "Женщины ждут" я сделал свою первую серьезную попытку. В основе эпизода в лифте с Эвой Дальбек и Гуннаром Бьернстрандом лежал реальный случай. После пережитых супружеских передряг мы с моей второй женой решили вновь наладить семейную жизнь, для чего прибыли в Копенгаген и остановились у хороших друзей, уехавших на дачу. Превосходно пообедав, мы, слегка возбужденные, вернулись домой. Я достаю ключ, вставляю его в замок, и тут он ломается и застревает в замке. Мы вынуждены до утра сидеть на лестнице, пока не соблаговолит проснуться консьержка. Ночь не пропала даром, ибо нам представился неожиданный случай откровенно поговорить. Очевидно, про себя я отметил заложенные в этой ситуации реальные комедийные возможности. Поскольку Эва Дальбек и Гуннар Бьернстранд в то время работали в штате "Свенск Фильминдастри", я, естественно, именно для них и написал роли. Моя встреча с Эвой и Гуннаром в какой-то степени оказалась судьбоносной. Талантливые, творческие актеры, они сразу почувствовали, что, хотя сочиненный мной текст и не представлял собой ничего выдающегося, ситуация сама по себе была благодарная. Меня же страх перед этим первым комедийным экспериментом привел в состояние паралича. С открытой доверительностью и большим тактом они учили меня что делать. Их гармоничная игра в эпизоде с лифтом вылилась потом в полноценную комедию "Урок любви". В одной, почти фарсовой сцене Эва собирается повеситься. В то же самое время Гуннар объясняется ей в любви. Тут рушится потолок, и все происходящее предстает действительно в комическом виде. Когда настало время снимать эту сцену, у меня дрожали ноги и руки. Я сказал Эве и Гуннару, что перечитал текст, он никуда не годится. Написано скучно и плохо, надо что-то менять. Эва и Гуннар хором запротестовали. Они попросили меня выйти из павильона или сходить в город развлечься. "Мы часок поработаем над этой сценой, а когда будем готовы, сыграем ее тебе". На том и порешили. И внезапно я увидел: вот как, оказывается, нужно делать! Лучшего урока я не мог бы и пожелать. В наших отношениях была заложена хорошая основа для доверия, чувства надежности, раскованности и профессионализма. Прочная основа для комедий, не в последнюю очередь — "Улыбки летней ночи". Прихожу на премьеру "Урока любви". Несчастный, неприкаянный, меряю шагами фойе кинотеатра "Реда Кварн". И вдруг из зала раздаются взрывы смеха, один за другим. Не может быть, подумал я. Смеются. Неужто и впрямь смеются чему-то, созданному мной?
"Улыбка летней ночи" возникает в начале 1955 года. Я уже поставил "Дон Жуана" Мольера и "Чайный домик августовской Луны" [72] в Городском театре Мальме, а в марте показал "Роспись по дереву". И отправился в Швейцарию, где остановился в гигантском первоклассном отеле с обязывающим названием "Монте Верита" [73] . Туристский сезон еще не начался. Вскоре я выяснил, что постояльцев в гостинице всего около десяти человек, но отель функционирует, несмотря на идущие вовсю ремонтные работы перед открытием сезона. Горы оказывали на меня гнетущее действие, не в последнюю очередь потому, что солнце внезапно скрывалось за альпийскими вершинами уже в три часа дня. Я ни с кем не общался, подолгу гулял и пытался выработать какой-то распорядок дня.
72
"Чайный домик августовской Луны" — пьеса (1953) американского писателя Джона Патрика, написанная им по мотивам романа Верна Шнейдера. Джон Патрик получил за нее Пулитцеровскую премию.
73
Monte Verita /- Вершина Истина (итал.)./
Поблизости находился перворазрядный санаторий для аристократов-сифилитиков. Они совершали свои ежедневные прогулки одновременно со мной. Зрелище просто неправдоподобное: упрятанная в укромный уголок падаль в разной степени разложения. В сопровождении слуг или санитаров они бродили по этой вибрирующей от весенних соков местности.
Как-то раз, совсем доведенный до отчаяния, я взял напрокат машину и поехал в Милан, где, купив билет в Ла Скала, с галерки посмотрел отвратительную постановку "Сицилийской вечерни" Верди. А, вернувшись после этой вылазки в "Монте Верита", к горам и сумасшедшим, почувствовал, что конец близок.
Я нередко
С облегчением отложив планы самоубийства, я отправился домой. Мы с Шебергом быстро нацарапали рабочий сценарий "Последней пары". Позднее он собственноручно его переработал. Мне было абсолютно плевать на этот фильм. Но если "СФ" и Шеберг желают его снимать, я не стану отказываться от денег. С этими шальными деньгами в кармане я укатил в Даларна, в туристическую гостиницу "Сильянсборг", где обычно снимал небольшой двухкомнатный номер на верхнем этаже с видом на Сильян и горы. Багаж мой состоял из желтой бумаги, на которой я писал сценарий, двух джемперов, темного костюма и галстука. Здесь было принято переодеваться к обеду. Я чувствовал себя как человек, наконец-то возвратившийся в родной дом, нежданно-негаданно обретший забытую надежность существования. Работа над "Улыбкой летней ночи" среди сифилитиков совсем застопорилась. Правда, я вычертил схему персонажей и их взаимоотношений. Составил уравнение и знал его решение. Но потом увяз. В гостинице жили не только Свен Стольпе [74] со своей любезной женой Карин, но и молодая девушка, страдавшая от последствий тяжелого отравления пенициллином и возникших в связи с этим аллергических осложнений. Две одинокие души нашли друг друга. После обеда мы катались на машине по местам моего детства — вокруг Сильян и вдоль реки — и наслаждались приходом весны. Внезапно процесс писания превратился в веселую забаву.
74
Стольпе Свен (1905–1996) — шведский писатель и критик, автор известной "Истории литературы шведского народа".
Вернувшись в середине марта в Стокгольм, я, как и обещал, привез законченный сценарий. Его немедленно приняли к производству. В те годы времени на подготовку отводилось всего ничего, но картина уже на стадии планирования предусматривала большие расходы. Этот костюмный по замыслу фильм требовал более длительного, чем обычно, съемочного периода. С выездами на натуру в разные места съемки заняли около пятидесяти дней.
"Улыбка летней ночи" развивает темы "Урока любви". Фильм обыгрывает ужасающее осознание того факта, что можно любить друг друга, не будучи в состоянии жить вместе. Здесь присутствуют и ностальгия, и отношения отца и дочери из моей собственной жизни, и великая растерянность, и грусть. Мы приступили к съемкам сразу после Иванова дня. Уже с первых часов дал о себе знать мой старый желудочный демон. Я маялся весь съемочный период и находился, судя по всему, в кошмарном настроении. Очевидно, это не смущало актеров, которых я всегда стараюсь оберегать от своей несдержанности. Но те, кто помнит, утверждают, что я, как коршун, набрасывался на продюсеров, персонал лаборатории, звукооператоров и, не в последнюю очередь, на администрацию. Помощник режиссера Леннарт Ульссон составил объемистый, правда, не опубликованный, дневник съемок. Он описывает каждую сцену, приводя вычерченные мизансцены и режиссерские указания. Труд этот амбициозен и скучен, как "Анабазис" Ксенофонта. Но вдруг среди технических деталей, заполняющих страницу за страницей, написано: "Все очень устали. Катинка разражается слезами, стоит лишь ей услышать: "заткнись".
Съемки, тем не менее, неумолимо продвигались вперед, нам повезло с погодой, актерам нравилось то, что им приходилось делать, и фильм, несмотря на мое злое, раздраженное и болезненное состояние, получился удачным. В последний съемочный день я весил 57 кг. Все кругом, включая меня самого, были уверены, что у меня рак. Я лег в больницу, где мне провели тщательнейшее обследование. Выяснилось, что я здоров как бык. Комедийную линию продолжает "Око дьявола". Фирма купила затхлую датскую комедию под названием "Дон Жуан возвращается". Мы с Дюмлингом заключили постыдное соглашение. Я хотел ставить "Девичий источник", к которому он испытывал отвращение. Он хотел, чтобы я взялся за "Око дьявола", к которому испытывал отвращение я. И оба остались весьма довольны нашим соглашением, полагая, что надули друг друга. На самом же деле я надул лишь самого себя. "Не говоря уж обо всех этих женщинах" делалась с единственной целью — дать "СФ" заработать. То, что картина вылилась в сплошное манерничанье с начала до конца, — другая история.
В "Латерне Магике" я подчеркиваю: "Порой требуется гораздо больше мужества, чтобы нажать на тормоза, чем запустить ракету. Мне такого мужества не хватило, и я слишком поздно понял, какого рода фильмы должен был бы сделать".
"Волшебная флейта"
Впервые я слушал "Волшебную флейту" в Стокгольмской опере в двенадцать лет. Это был затянутый, громоздкий спектакль. Занавес поднимался, разыгрывалась короткая сцена, занавес опять шел вниз. В оркестровой яме наяривал оркестр. За занавесом что-то передвигали, стучали молотками, строили. После бесконечной паузы занавес снова поднимался, и разыгрывалась еще одна короткая сцена.