Карточный домик. Проклятье королей
Шрифт:
– Ну и что в нем такого особенно? Обычный сноб, – прыснула Пайк, топая ножкой по грязному полу департамента.
– Вот и я о том же, – согласился с ней вставший рядом Фрэнк. – Хочешь конфетку? – мягко и по-отечески обратился он к девушке.
– Опять вишневая? – насупилась Энн и надула губки, но протянула Фрэнку раскрытую ладошку.
– Для тебя всегда есть мятные, детка, – Закари щедро отсыпал Пайк мятных леденцов, и девушка тут же принялась разворачивать один их них.
– Мне он не нравится, – стуча конфеткой
– Он сам себе не нравится, поверь мне, – Фрэнк последовал ее примеру и выудил в куче фантиков, заполнивших карман, вишневый леденец. – Потряси его подружку, – посоветовал матерый следак. – Может она проболтается, девица она недалекая, внимание любит, – разгрызал леденец Закари и глох от хруста в ушах, совершенно не заботясь о конфиденциальности разговора.
– Фрэнк, я новостной репортер, я не могу опускаться до сплетен, у меня репутация! – Пайк стала очень серьезной и покачала головой.
Фрэнк вздохнул. Знал он одного человека, дорожившего своей репутацией больше, чем собственной жизнью, и кончилось все плохо. У Пайк вся жизнь впереди, а научиться лавировать между айсбергами, проживет ее долго и может быть счастливо.
– Так не ходи сама, – посоветовал он. – Пошли подружек из желтой прессы, им-то все можно, – заулыбался заросший недельной щетиной сержант и расхохотался раскатистым басом.
– Ох, Фрэнк, будь ты на двадцать лет моложе, – Пайк мечтательно закатила глаза и покачала головой, возводя взор к пожелтевшему потолку коридора.
– Моей старшенькой почти как тебе, – заулыбался Закари от комплимента юной особы, – а я еще ого-го! – продемонстрировал он бицепс, правда, через плащ, и помахал Пайк на прощание, следуя за Ларссоном к кабинету комиссара.
На учтивый стук в кабинет, брошено такое же учтивое: «Войдите», и Адам распахивает перед собой дверь кабинета комиссара Моргана, уверенно перешагивая порог. Входя внутрь кабинета, заполняет его собой сразу и весь, повелительно смотрит на Вальц с Морганом, уже ожидавших его прихода с едва заметным нетерпением и перешептываниями.
– Мистер Ларссон, – приветствует его Морган, будто бы и не ожидал его появления, а сам напряжен, что прослеживается в проступивших на лбу морщинах и складках вокруг сжатых губ. – Чем обязан вашему визиту, – склоняет он голову в вежливом кивке для уважаемого члена общества.
– Хотел узнать, действует ли еще ордер на мой арест и пришел по нему сам во избежание дальнейшего недопонимания между мной и полицией города, – прекрасно зная, что ордер отозван в тот же день, что и выписан, Ларссон не упускает возможности бросить факт его наличия в лицо самому комиссару полиции.
– В виду открывшихся обстоятельств все подозрения с вас и вашего брата сняты, мистер Ларссон, – деликатно информирует его Морган, а Вальц лишь сверкает зелеными глазами, рассматривая его будто пытаясь увидеть на нем
– В таком случае начну с печального, – Адам не стал дожидаться приглашения и опустился в кресло для визитеров напротив стола комиссара. – Смерть Пирса Салли большая утрата… – начинает распевать будущий политик, хоть и не сознается в подобных своих намерениях ни перед прессой, ни за ее спинами.
– Мистер Ларссон, – и Морган грубо прерывает его. Здесь они без свидетелей и лишних ушей и уже давно не в тех отношениях, чтобы соблюдать светские условности.
Обращение Моргана словно срывает невидимый вентиль, и груз учтивости и фальши слетает с Ларссона шелухой, а его холодная надменность стекает растаявшей ледяной маской, за которой таиться лишь злоба и обида.
– Мой брат чудом выжил, – констатирует он без притворства и красивых слов. – При встрече с прокурором я попрошу, чтобы он затребовал для стрелка высшей меры, – цедил Адам слова сквозь плотно сжатые губы, но тон его разговора ничуть не пронял комиссара, давно вертевшегося в административных кругах.
– Прокуратура вправе выдвигать свои обвинения, – комиссар лишь пожал плечами, показывая, насколько ему безразлична судьба стрелка Романо. Тот пойман, работа полиции сделана, остальное лежит на плечах Фемиды и уже вне юрисдикции Моргана.
– Я готов сотрудничать со следствием, – Ларссон всецело пытается доказать свое участие, зная заранее, что его участие здесь никому не упало, и в расследовании оно, как пятое колесо.
– Мы благодарны вам за столь широкий жест, – вроде бы и соглашается Морган, но то и близко не идет ему на откуп.
– Что сказал стрелок Романо? Где я перешел ему дорогу? – Адам же настаивает на взаимодействии и требует от комиссара объяснений.
– Я не могу разглашать данные следствия, мистер Ларссон, – Морган только уходит от вопроса и поправляет очки, чтобы внимательнее смотреть на Адама. – Нам известно лишь, что более такого не повторится, вы и ваша семья в безопасности от посягательств Дона Романо, – намекая, что вопрос закрыт, Морган старается не выдавать лишний сведений.
– В безопасности? – озлобился Адам. – Вы ничью безопасность обеспечить не можете! – намек слишком явный и заметный, чтобы его пропустить, и Морган читает его без труда.
– Вы о ком? – цепляется комиссар за брошенные в пылу слова. – Уж, не о свидетеле ли, чьи показания были основанием для вашего ареста, вы сейчас говорите? – сощурился он.
Ларссон дал повод перевернуть ситуацию и перевести его из разряда свидетелей в подозреваемые. Конечно, сомнений в его невиновности у полиции не было, но возможности потрепать нервы Сиру Безупречному, как он потрепал их комиссару, Морган не упустит. Пожурит немного в отместку, того и гляди, выдрессирует холеного сноба, что слово полиции все же еще чего-нибудь да значит, и перед законом все равны.