Карточный домик. Проклятье королей
Шрифт:
– Что? – Ларссон тряхнул головой и посмотрел на Моргана, распахнув глаза. – Свидетель? – акцентировал внимание на данном факте Адам. – Боже, только не говорите, что это та несчастная из новостей! – он театрально расстроился и закрыл лицо ладонями, ужасаясь от услышанного все больше с каждой секундой.
– Именно, – Морган не собирался играть в кошки-мышки и ударил Сира Безупречного по его репутации, грозясь запятнать ее:
– Где вы были в ночь нападения на вашего брата? – строго спросил Морган, переходя от светской беседы к допросу.
Ларссон убрал руки от лица и непонимающе посмотрел
– Там же где и вы! Стоял рядом с ним, когда он спас мне жизнь! – воскликнул Адам, вскакивая со стула, и подошел к окну.
Он решил, что так будет проще уйти, не попрощавшись, и хлопнуть дверью, если разговор пойдет не в лучшую для Адама сторону.
– После, мистер Ларссон, где вы были после, – уточнил временной промежуток Морган, но и здесь Адам не спасовал, а сразу же ответил ему без малейшей заминки:
– В больнице, затем поехал домой, когда Лиама перевели в палату, – глубоко вздохнул Адам, и пережитое опять накатило на него, сжимая внутренности и грозя перерасти в паническую атаку, а потом так же внезапно отпустило, и он выдохнул с облегчением.
– Кто может подтвердить, что вы оставались дома, – Морган знал, что Ларссон не покидал пределов пентхауса, но недоказуемо не значит, что невозможно, и надавить он был обязан. Показать, что следит за каждым его шагом и держит руку на пульсе.
– Я был измотан и мертвецки хотел спать, как ни странно, – едко выдал Адам, не повернувшись к нему, на что комиссар сжал губы в осуждения поведения Ларссона.
– Совсем один? – немного скептически уточнил Морган, располагая несколько иными данными.
– В доме был кот, спросите его? – фыркнул Ларссон и покосился на Моргана из-за плеча.
Оба понимали, о чем сейчас шла речь. Морган требовал от Адама алиби на ночь убийства Ван Смут, и алиби у Адама было, но излагать его Моргану было настолько унизительно, что проще было признаться, что такого у Ларссона не имелось.
– Кроме кота, кто-то еще был в пределах вашей квартиры? – продолжил Морган, подводя Ларссона к решающему вопросу.
Выбор у Адама был небольшой. Либо он сейчас озвучивает имя личности, подтверждавшей его местонахождение, либо Адам подозреваемый в убийстве, как Морган обозначил факт кончины Киры Ван Смут.
– Пентхаус большой. Я не обходил его перед сном, – озлобился Лассон.
Выворачиваться и отвечать обтекаемо на вопросы Моргана становилось все труднее. Комиссар загонял его в рамки конкретного и прямого отрицания или согласия, где не вывернуться, ни съюлить. Можно было бы вообще не отвечать, но это приравнивалось к признанию его причастности к делу гибели той несчастной женщины, а Адам причастен не был, и брать на себя вину за чужие грехи не хотел. Не для того он холил и лелеял свое честное имя, чтобы замараться там, где он ни при чем. Замараться ему пришлось совсем в ином смысле, что и составляло его алиби.
– И вы не знаете, кто еще мог быть в нем, верно? – почуяв слабину, Морган тянул за ниточку и ждал, что клубок развяжется. Ниточка ползла, вытаскивая наружу все тайны мистера Совершенство, и коли тот так упорно молчал, ему было, что скрывать.
– Неверно, –
Ларссон вернулся в кресло, закрыл лицо руками и запустил пальцы в волосы. Собрался с духом, чтобы признаться сейчас не Моргану, ни Вальц, а самому себе в совершенных против совести и чести преступлениях. И когда оказался готов, выдохнул, прикрывая глаза, и ответил:
– Мисс Эванс вернулась туда до моего прихода, – воскрешая воспоминания из памяти, говорил он. – Она может подтвердить, но прошу вас, не говорите об этом моему брату, комиссар, – устремив взгляд к потолку, вздохнул Адам. – Он остро реагирует на наше общение и может неверно истолковать… – Ларссон отводил глаза, а его взгляд блуждал по кабинету и обходил Моргана.
– Вы были вдвоем? – снова уточнил Морган, что знал уже и без Ларссона, но по крупицам выпытывал из него, проверяя того на честность. Пока что проверка шла удачно, хоть и не так гладко, как хотелось бы Моргану, но отсутствие результата – тоже результат, а здесь слабенький плюс на выходе, что обнадеживало.
– Да, – коротко бросил Адам, устремив взгляд на старую и солидную библию в кожаном переплете, на которой Морган приносил первую присягу, выступая в суде в роли комиссара. Святое писание укололо совесть одним своим видом, напомнив о заповеди «не прелюбодействуй», которую Адам нарушил и теперь корил себя за это.
– И чем вы занимались? – стандартный вопрос для уточнения алиби, и комиссар его произнес без какого-либо подтекста холодно и ровно, но в груди у Адама жгло от разливавшегося в ней стыда за слабость воли.
Он посмотрел на комиссара поверх сложенных в домик пальцев и вежливо уточнил:
– Важен сам факт наличия алиби, верно? – абсолютно верно подметил он. – Играли мы в шахматы или спали в разных углах – уже не так важно само по себе? – все еще избегая острых углов, говорил Ларссон, но сам его вопрос уже говорил о многом.
– И до какого времени вы с мисс Эванс играли в шахматы? – цинично уточнил комиссар, позволив себе легкую усмешку от сравнения Ларссона, но никак не в угоду осуждения его поступкам. Ларссон и Эванс – взрослые люди, и «игры в шахматы» не нарушение закона, если оба садятся играть по доброй воле и без принуждения с чьей-либо стороны. Почему же тогда Морган должен их осуждать? Он не господь бог, а всего лишь такой же грешник, ищущий для всех справедливости. Вот со своей девушкой пусть Ларссон разбирается сам и получает от нее наказание за то, что партнером по шахматам в тот раз была не она.
– Достаточно долго, чтобы крепко уснуть, – самодовольно ответил Ларссон и уже свободно откинулся на стуле. Все самое унизительно для него уже сказано, и беспокоиться более не о чем.
– И она может это подтвердить? – Морган слышал только версию Ларссона, но оставалась еще версия Эванс. Когда в лесу падает дерево, нужно слышать версию обоих, а по логике криминалистов, и дерево, которое упало, тоже не мешало бы спросить.
– Если вы пообещаете, что Лиам не узнает об этом, то да, она подпишется под каждым словом и опишет процесс поминутно, но если донесете моему брату, она будет отнекиваться до последнего, – как на духу признался Адам честно и открыто.