Картофельное счастье попаданки
Шрифт:
— Мы с Рут приходим сюда в наш выходной день, — услышала я голос Кипа. — Сама мадам с этим не справится.
Он говорил о старухе с большим уважением, я и снова порадовалась, что у него доброе сердце. Вот только это, похоже, ценилось не всеми.
— Эй, Кип, когда свататься придешь? — раздался вдруг со стороны звонкий девичий голос. — А то я целыми днями у окошка сижу, тебя поджидая. Агата сказывала, ты обниматься крепко умеешь.
Сначала я подумала, что девушка заигрывает с ним по-доброму, и отошла за угол дома, чтобы своим присутствием не помешать их разговору.
—
И обе они громко рассмеялись. Их злой смех прервался, только когда я вернулась к экипажу. Да, они были молоды, но даже в таком возрасте должны были понимать, какую боль причиняют другому человеку их слова. А сидевший на козлах Кип не пытался им ответить, плечи его были опущены, и весь он словно сжался в комок.
Когда они увидели меня, то обе смутились и, торопливо мне поклонившись, пошли прочь. Я предпочла промолчать и сделать вид, что ничего не слышала. Любые слова ранили бы Кипа еще больше.
Но теперь мне особенно хотелось расплатиться по матушкиным долгам и заработать денег сверх того. Чтобы если вдруг сама я отправлюсь в Анси или в столицу, я могла оставить Рут и Кипу достаточно средств, которые позволят им не чувствовать себя нищими.
И когда вернулась Рут, я сказала ей, что нам нужно готовиться к ярмарке.
— Непременно, мадемуазель, — кивнула она. — Но только сначала разберемся с вашим гардеробом. Мыслимое ли дело — ходить всё время в одном платье?
Этим мы и занялись, добравшись до дома. У Констанции оказалось много нарядов. Шелковые, шерстяные, бархатные и даже парчовые платья — чего только не было в огромном шкафу! А учитывая, что она нечасто выезжала дальше Гран-Лавье, всё это представлялось мне чрезмерной, неоправданной роскошью.
А вот ситцевых и сатиновых платьев было всего по паре штук. Но именно с них я и решила начать.
— Да как же, мадемуазель? — расстроилась Рут. — Благородная барышня должна носить совсем другие наряды. Хотите, я перешью вам вот это, из голубого шелка? Оно очень пойдет к вашим глазам.
— Хорошо, — согласилась я. — Но сначала это, из ситца в мелкий цветочек. Не хотите же вы, чтобы я ходила по огороду в шелках?
— Да зачем же вам ходить по огороду, мадемуазель? — искренне удивилась она. — А если вы всё-таки матушкиным ремеслом заняться надумаете да вам понадобится чего, так вы мне скажите. Я вам какую надо травку принесу и высушу, и перетру
— Вы еще и этим занимались? — ахнула я.
Похоже было, что за кров, стол и несколько медных монет Рут выполняла слишком большой объем работы. А в свой законный выходной день еще ехала в деревню, чтобы помочь старой Франсис. Отдыхала ли она хоть когда-нибудь?
— А кому же было этим заниматься? — возразила она. — Не самой же мадам ручки марать?
Я примерила ситцевое платье. Оно оказалось мне чуть коротко и широковато в талии.
— Это ничего, — успокоила меня Рут. — По поясу я распорю и вставлю широкую ленту. Оно еще лучше глядеться будет. А вот для этого, темно-синего сатинового у меня кружево есть, его по подолу пустить
Но я остановила полет ее мысли. С особенно роскошными платьями я собиралась поступить по-другому.
— Мы их продадим! — сказала я. — Возможно, та же модистка в Гран-Лавье согласится взять их в счет долга. Уверена, она сможет найти на них покупательниц.
— Да как же так, мадемуазель? — Рут едва не плакала. — Они бы очень вам к лицу были! Да что же вы как нищенка-то ходить будете?
Но на сей раз я не дала ей себя убедить. Сейчас я и была нищенкой и изображать из себя принцессу мне было ни к чему.
Я рано легла спать этим вечером, но проснулась посреди ночи. И когда я спустилась в кухню, чтобы попить воды, я увидела свет в комнате Рут. Сидя возле окна с горящей свечой, девушка перешивала мне платье.
До ярмарки осталось всего две недели, и как Рут ни протестовала, я всё-таки взялась помогать ей по хозяйству. Дел и на огороде, и в доме было столько, что одной ей точно было не справиться, а Кип сейчас почти все дни проводил в лесу, собирая дикий мед.
За приготовление пищи взяться я не решилась (всё-таки к каждой печи нужно приноровиться, да и блюда в ходу здесь были такие, о которых я и слыхом не слыхала), а мыть посуду и стирать белье Рут бы мне просто не позволила. Поэтому я сосредоточилась на нашем приусадебном участке.
Под крышей дома были протянуты деревянные желоба, а под стоки с них поставлены большие деревянные бочки, так что в дождливую погоду воды для хозяйственных нужд было вдоволь. В засушливые же дни Кип начерпывал в эти бочки воду из колодца, что стоял на заднем дворе. Для питья же воду он приносил из лесного ручья, и она была такой свежей и вкусной, что я не могла ею напиться.
Я взяла на себя прополку грядок, а также сбор яиц в курятнике. Со вторым занятием Рут, скрепя сердце, согласилась.
— Но мыслимое ли дело, мадемуазель, чтобы благородная барышня марала свои белые ручки, выдергивая сорняки? Да и разве вы отличите их от съедобных растений?
Но уж что-что, а отличить сорную траву я могла. Не зря же родилась и выросла в деревне. А здесь, как я поняла, никаких незнакомых мне овощей не выращивали вовсе.
Поэтому, пока Рут занималась обедом, я успела прополоть грядку с морковкой, и когда мадемуазель Дженкинс увидела результаты моего труда, она не нашла к чему придраться.
— И где же вы только этому научились, барышня? — ахнула она.
Пришлось сказать, что в пансионе было свое подсобное хозяйство, и в качестве наказания за плохие оценки учениц отправляли чистить на грядках сорняки. Она на это только головой покачала, но впервые в ее обращенном на меня взгляде было не только обожание, но и уважение.
К ближайшей ярмарке большинство корнеплодов еще не успевали сформироваться как надо — и свекла, и морковь были еще слишком мелкими. Поэтому Рут решила, что мы повезем в Гран-Лавье масло, сыр, мёд, зелень и репу.