Картофельное счастье попаданки
Шрифт:
Я — дочь барона??? Дворянка?
Это открытие было слишком шокирующим, чтобы я могла думать о чём-то другом.
Кто такой этот Гюстав Бриан? И как я могла родиться в этом мире, если выросла совсем в другом?
Я прочла немало книг фэнтези и понимала, как могло происходить в придуманном мире. Но в то, что это могло случиться в реальности, я до сих пор поверить не могла. И как происходило перемещение между мирами, я решительно не понимала.
В книгах обычно душа из одного мира перемещалась
От размышлений меня отвлекла Рут, которая позвала меня на завтрак.
На сей раз на столе стояли яичница и пирог с клубникой. Пирог был таким румяным и пышным, что у меня потекли слюнки. Но я увидела только одну тарелку и одну кружку.
— А что же вы сами, Рут?
Она посмотрела на меня с удивлением.
— Как можно, мадемуазель? Мы с Кипом поедим после вас.
Пока я ела, она сидела чуть поодаль — перебирала горох.
— А город Анси далеко отсюда?
Если я родилась именно там, то там наверняка можно было найти людей, которые знали моих родителей. Я могла обратиться в ту церковь, в которой была сделана запись о моем рождении. Конечно, прошло уже двадцать лет, но если священник в ней не сменился, то он мог что-то помнить.
Конечно, надежд на то, что мой настоящий отец окажется жив, было немного. Будь он в здравии, его жене не пришлось бы жить в доме ведьмы в лесу. Но даже если он скончался, неужели у его вдовы не нашлось родственников или друзей, которые могли бы ей помочь? И зачем ей потребовалось на пятнадцать лет отправлять меня совсем в другое место?
— Не знаю, мадемуазель, — развела руками Рут. — Поблизости такого города нет.
Вся география ограничивалась для нее несколькими лье, в пределах которых она бывала. И единственным городом, который она знала, был Гран-Лавье, находившийся на другом берегу реки Рансы, что протекала неподалеку.
Была Рут там всего несколько раз, но впечатлений о тех поездках у нее осталось много.
— Весь город окружен крепостной стеной, а в центре его высится герцогский замок. Ох, и красиво там, мадемуазель! Никакого сравнения с нашей деревней! На одной только Рыночной площади можно заблудиться. А какой там собор! Его шпили чуть не касаются облаков, а окна там из разноцветных стекол. А улицы вымощены булыжником.
Она рассказывала об этом с восторгом, явно гордясь, что побывала там. А я старалась запоминать всё, что она говорила.
— А матушка часто ли ездила туда?
— Часто, — кивнула Рут. — Иногда Кип возил ее туда, а иногда она ездила одна. К модистке, к ювелиру, на ярмарку, а может, и еще по какой надобности. Она не любила, когда я спрашивала. Да и не мое это было дело.
— А в столице вы не бывали?
Я уже понимала, что она там не была, но мне подумалось, что, отвечая на мой вопрос, она хотя бы произнесет название столицы. Хоть это-то мне надо было знать! Так оно и оказалось.
— В Терренвиле? Да что вы, мадемуазель! Даже староста Шато-Тюренн и то никогда там не бывал. И никто из нашей деревни не бывал. Но я слыхала, что это самый красивый город Терезии.
Так я узнала не только название столицы, но и название страны, в которой оказалась. Терезия! Но это название мне ничего не говорило.
—
Я не отказалась бы продолжить разговор, но ни Рут, ни Киприан еще не завтракали, и я, поблагодарив ее, вернулась в комнату Констанции.
В ее шкатулке были и другие бумаги, но большая часть из них представляли собой уже погашенные долговые расписки да записи матушки о произведенных расходах. Если прежде здесь и были более важные документы, то она забрала их с собой.
В самом низу лежали несколько пожелтевших от времени писем. Одно из них было написано на незнакомом мне языке, и я не смогла разобрать в нём ни слова. А в других почерк был настолько неразборчив, что мне приходилось продираться через каждую строчку. Но право же, кажется, это того не стоило. То немногое, что я смогла разобрать, было длинными и нудным объяснениями в любви. Некоторые метафоры в этих посланиях оказались недурны, но в целом они были мало способны вызвать ответное чувство — разве что скуку.
И лишь одно из писем было написано превосходным каллиграфическим почерком. Но оно было совсем коротким.
«Любезная Констанция, Вы злоупотребляете моим терпением. Вы не хуже меня знаете, почему именно я не могу исполнить то обещание, что я Вам дал. Впрочем, я вполне понимаю, что Вы имеете право на обиду, и если Вам недостаточно извинений в письме, то я готов принести их Вам лично.
Прошу Вас, перестаньте меня избегать. Нам слишком многое нужно обсудить. Буду ждать Вас у памятника Ричарду Десятому, что на Лерейской набережной, в субботу в два часа пополудни.
Искренне Ваш А.Р.»
Это точно не было письмо от мужа. Возможно, у моей матери был возлюбленный, и именно он был моим отцом. И когда барон Бриан об этом узнал, он просто выгнал обманувшую его жену вместе с ребенком? Тогда становилось понятным, почему Констанции никто не захотел помочь
Она надеялась, что ее возлюбленный женится на ней, а он не сделал этого. Возможно, он был женат.
Но всё это были не более, чем мои догадки. Вряд ли Констанция делилась этим с Рут или с кем-то еще. И искать ответы на свои вопросы мне нужно было точно не в Шато-Тюренн или в Гран-Лавье. Чтобы хоть что-то узнать о своих родителях, мне следовало отправиться в Анси, а то и в Терренвиль. Но на это нужны были деньги.
В багажном сундуке экипажа, в котором я прибыла в дом матери, не было никаких вещей. Ни одежды, ни обуви, ни документов. Рут удивилась, что у меня не было с собой столь необходимых для каждой молодой девушки нарядов, но я сказала, что в пансионе нам выдавали форменные платья и туфли, и иметь свою одежду не было никакой необходимости. Такое объяснение ее вполне удовлетворило.
Хорошо, что она плохо разбиралась в вопросах обучения в пансионе, а иначе непременно знала бы, что у выпускницы учебного заведения должна быть хоть какая-то бумага о его окончании. Но ни диплома, ни аттестата, ни какого-то другого документа у меня не было, а значит, все разговоры о пансионе были просто разговорами.