Картонная Мадонна
Шрифт:
Поражал на Таврической дом номер 25. Дом получил одну отличительную черту: угловую башню, украшенную драконами, башня напоминала средневековую крепость. Круговые балконы с легкими решетками, купол в стиле барокко., окна последнего этажа, похожие на огромные бойницы…
Сейчас эти окна смотрели на деревья Таврического сада, ждущего весны и набухшего почками. Летом с башенной высоты сад казался зеленым морем – фата-морганой безбрежного моря, покрывавшего эту сушу давным-давно.
Здесь, на шестом этаже, под самой крышей, жил великий грешник, философ и поэт, любовно прозванный в богемном кругу Солнечным
…Был полдень. По коридору темной, тихой в этот час квартиры, гремя колесиками, немолодая горничная катила сервированный столик. На столике стояли: глиняный, покрытый слоем глазури и расписанный иероглифами, китайский чайник, фарфоровая белая чашка на блюдце, сахарница с щипчиками, на тарелке лежала сладкая французская булка. Горничная проехала мимо огромного портрета смуглой дамы с оливковой кожей, дама походила на экстатическую Сивиллу гомеровских времен: руки ее будто только что выпустили меч, а гордо вскинутая голова напоминала львиную.
Горничная приблизилась к двери кабинета, постучала костяшками пальцев. Выждала минуту, поправила на себе платье, фартук, кружевной беньоз на гладко зачесанных волосах. Нажала на ручку, открыла дверь и вкатила столик внутрь.
В сумраке комнаты, на низком постельном диване, по-детски сложив руки под подушку, укрывшись кашемировым пледом, свернувшись младенцем, спал Вячеслав.
Письменный стол, придвинутый к дивану, был завален рукописями с корректурой для «Золотого руна» и книгами. Перо, брошенное от усталости вслепую, зацепилось железным наконечником за чернильницу, по деревянному стеблю вниз потекли чернильные капли, да так и засохли потеками, оставив на столе некрасивые пятна.
Горничная вытащила из кармана фартука флакончик с химической жидкостью и тряпицу, смочила и быстро оттерла пятна на столешнице. Затем зажгла лампадку в углу, чиркнув длинной спичкой.
– Доброе утро, Вячеслав Иванович, извольте чаю.
Вячеслав открыл глаза, выпростал руки из-под подушки, развернулся на спину.
– Что, письма есть? – он говорил немного в нос.
Горничная достала из того же кармана несколько писем и визиток, протянула хозяину, а пока он читал, налила ему густого, ароматного чаю, положила в чашку три куска сахару, размешала ложечкой и подкатила столик прямо к дивану.
Вячеслав приподнял подушку – присел, мельком просмотрел письма и визитки, рассеянно кинул на пол. Принял чай и стал пить прямо в постели.
– Сегодня все кошмары какие-то. Лидия снилась. Смотрела так строго. И еще. Ужасно! Как будто вскрывала мне грудь.
Горничная не отвечала, этого не требовалось. Подняла почту, положила на письменный стол, раздернула шторы – в окна тотчас хлынул яркий дневной свет. Что-то внизу за окном задержало ее внимание.
Вячеслав допил чай, протянул чашку горничной, стал задумчиво жевать булку. Горничная подняла письма с пола, положила на стол, налила еще чаю. А после сказала:
– Приходила она.
Вячеслав тяжело вздохнул: ну сколько можно! Не спеша покончил с булкой.
– И что же?
– Просила о встрече.
– А ты?
– Сказала: спят.
– А она?
– Ушла.
Вячеслав
– Дай халат.
Горничная поставила чашку на столик, подняла халат с кресла, положила на край дивана. Сделала книксен, развернула столик и выкатила в коридор, прикрыв за собой дверь.
…Вячеслав, полусидя, слушал, как она удаляется по коридору. Потом уставился в потолок.
– Лидия, к чему же ты опять снилась?
Он перевел глаза в угол, туда, где под греческой иконкой горела лампадка. И вдруг из темноты угла, соткавшись прямо из воздуха и паутины, на него глянули фанатично горящие глаза. Вячеслав в ужасе замер, заморгал. Видение растаяло.
Он полежал немного, спрятавшись с головой под пледом. Испуг прошел. Вячеслав сдвинул плед и, избегая смотреть на лампадку, понежился еще немного в постели, раздумывая о том, что слишком изнуряет себя ночными бдениями и работой. Нехотя выпростал худые белые ноги наружу, нащупал ими шлепанцы на полу. Встал, накинул халат поверх фланелевого белья. Подошел к окну – глянуть на верхушки деревьев и небо. Но заметил прохаживающуюся туда-сюда вдоль чугунной ограды пожилую женщину в темной мешкообразной одежде. Женщина кинула на окно Иванова терпеливый взгляд, и он отпрянул к стене: то же видение, те же глаза!
И тут он что-то вспомнил. Раскидал рукой письма и визитки, аккуратно сложенные горничной на столе.
– Анюта!
Медленное дребезжание столика на колесиках в коридоре прекратилось. Горничная вернулась и открыла дверь.
Иванов держал в руке визитку с пентаграммой, на визитке значилось: «Анна-Рудольф, оккультистка, пророчица, ясновидящая, ученица тибетских махатм».
– От кого?
Горничная кивнула на окно.
– Дама лет пятидесяти, русская, но немного странна. Сказала, будет ждать вашего пробуждения. Гуляет под окнами.
– Что ж ты промолчала?
Горничная выразительно посмотрела на него.
– Ах, да, – спохватился Вячеслав, – я сам велел не беспокоить. Зови. Дай одеться!
Горничная кивнула и вышла за костюмом. А Вячеслав подкрался к окну и стал рассматривать гостью из-за тяжелой портьеры.
Макс сидел в уютном зале популярнейшего в те годы ресторана «Вена» – изучал меню и блаженствовал. Мимо сновали, сбиваясь с ног, официанты, девушки-буфетчицы криками сообщали о готовности того или иного заказа, за десятками столиков гремели приборами и громко смеялись, к тому же играло механическое пианино фирмы M. Welte&S"ohne. Иными словами гвалт в ресторане стоял невообразимый.
Но это был особенный, безумолчный, лакомый шум отменного гастрономического заведения, чьи фирменные блюда и фирменное качество продуктов отрадны желудку настоящего едока. Здешние сосиски были лучше франкфуртских, а уж что до ризотто миланезе, заливной утки, соуса кумберленд, котлет из дичи и прочего – тут «Венской» кухне просто не было равных.
Макс то и дело отрывался от меню: с ним здоровались кивками, почтительными поклонами, шутливыми приветствиями или дружескими похлопываниями по плечу: все – свои. Здесь собирался весь артистический и деловой Петербург, захаживали и те, кому в радость было просто поглазеть – как и что изволят кушать знаменитости.