Картонная пуля
Шрифт:
Примерно такие соображения блуждали в моем засыпающем мозгу, когда я въезжал в больничный двор. Вообще-то на воротах висел «кирпич», кроме машин скорой помощи, но я не обратил на него внимания — стоит ли обращать внимание на то, чего нет хотя бы в одной из реальностей? Я настолько поверил в свою смерть, что от машины к приемному покою направился походкой голливудского мертвеца. Точно также шла по коридору Катя (или Аделаида), когда хотела напугать студента с учебником по гистологии. Двое больных, прогуливающихся поблизости, при
…Я заранее не сообразил подготовиться и с двумя медсестрами в приемном покое объяснялся довольно невразумительно.
— Понимаете, какое дело, — втолковывал я. — Мне нужно увидеть врача, но я не знаю, как его зовут.
— Зачем увидеть? — спрашивали медсестры.
— Он мне операцию делал.
— В каком отделении.
— Не знаю.
— Как это?
Я только глупо пожимал плечами.
— Хоть по какому поводу операция?
— Э-э-э… Пулевое ранение в живот. Такой, знаете ли, замечательный хирург. Он меня просто воскресил. Надо же поблагодарить человека.
Да уж, воскресил. Из операционной меня как раз доставили в морг. Такое дело без подарка никак нельзя оставить.
Насколько я знаю, хирургам дарят коньяк. А у меня в руках ничего не было, эта деталь не ускользнула от внимания медсестер. А может, я деньгами хочу отблагодарить?
— «Травма», наверное, — заметили медсестры. — Как же так, вас воскресили, а вы имя забыли…
Может, они бы меня еще и пустили, но я все испортил последним замечанием:
— У него отчество — Апполинарич.
Тут они окончательно решили, что я над ними издеваюсь, мешая исполнению непосредственных обязанностей по приемке больных, потому что никакого Апполинарича в этой больнице сроду не водилось. Они мне так и объявили. Действительно, отчество какое-то ироническое…
Пришлось пойти на штурм со стороны главного входа, где расположен холл для свиданий. Здесь на стене висят списки больных. Я выбрал одного подходящего из травматологического отделения по фамилии Капустин. Этот неизвестный Капустин с утра нагрелся до тридцати девяти и четырех, а его состояние характеризовалось как тяжелое.
— Мне к Капустину, в травматологическое отделение, — довольно решительно информировал я старушку в белом поварском халате, занимающую ответственный пост подле дверей.
Бабка для порядка заартачилась, но я объяснил, что обязательно должен увидеть Капустина перед операцией и внушить ему необходимую психологическую устойчивость, а без меня несчастный непременно погибнет на операционном столе. Ради такого дела в бабкином гардеробе для меня отыскался застиранный халат
В ординаторской травматологического отделения обитали три мужчины. Один, не по-медицински обросший длинными рыжими патлами, работал за компьютером, другой, в зеленом хирургическом колпаке, примостившись на подоконнике, со страшной скоростью выуживал вилкой из поллитровой баночки и отправлял в рот коричневые кусочки мяса и капусты. Третий, не то узбек, не то казах, прохаживался между столами, беседуя с коллегами. И никто с ходу не напоминал ни одного из тех, кто оперировал меня во сне. Узбека среди тех точно не было.
— Вам чего? — поинтересовался узбек на чистом русском языке.
— Мне нужен хирург, но я не знаю его имени. Видел один раз.
— Зачем?
— Это по личному делу. Понимаете, нужно было его увидеть.
— Ну пожалуйста, смотрите.
Рыжий за компьютером так и не поднял головы от клавиатуры и дисплея, колпак у окна посматривал на меня, не отрываясь от бигуса.
— А вообще, где все хирурги? — спросил я.
— Где-где… Кто где, кто в больнице, кто в отпуске, кто вообще уволился.
Узбек явно забавлялся. Больше мне нечего было сказать. Я извинился и сделал шаг назад, наступив на…
…Позади, поджимая отдавленную ногу, морщился скорее от неожиданности и досады, чем от боли… Апполинарич, собственной персоной. Хоть в маске, хоть без маски я узнал бы его по светлым глазам и сросшимся седым бровям.
Я посторонился. С осторожностью обойдя меня, Апполинарич вскричал:
— Тебе, Вася, надо в цирке работать. Будущее предсказывать.
В голосе Апполинарича звучала незлобная насмешка. Вася, человек с банкой, кажется, сразу врубился, о чем идет речь.
— Капустин? — коротко осведомился он.
— Ага.
— А я сразу предупреждал, что ему сторож на кладбище прогулы ставит.
— Короче глаз у тебя плохой. Больше на моих не смотри. На своих смотри.
— Глаз-алмаз, — не без гордости согласился Вася с бигусом.
— А что с Капустиным? — спросил я.
— А вы кто? — Апполинарич устремил на меня светлый взгляд. — А вы ему кто?
— Я так… Просто я его… Скажите, вы меня не узнаете?
— Честно говоря, не припомню.
Конечно, он не обязан помнить всех своих пациентов и тем более не обязан помнить всех, кто видит его во сне.
— А как ваше имя-отчество?
— Андрей Константинович.
И никаких Апполинаричей, но разве это меняет дело?
— Простите, — я сделал движение, чтобы прикрыть за собой дверь. — Я, наверное, ошибся. Слаб стал глазами. А что, вы говорите, с Капустиным?
— Умер Капустин. Удар, знаете, серьезный, скорее всего ломиком. Да и сердце уже не то…
Ну вот, не успел внушить человеку устойчивость.