Картонная пуля
Шрифт:
А деньги — это вам не пескари и не маслята. Это гораздо лучше. Но, похоже, в том смысле, что шел-шел, почти потерял надежду — река отравлена керосином и год не грибной… И все-таки нашел.
Сумки получились гораздо увесистее, чем я ожидал. Подхватив первую пару, я выполз в коридорчик. За время моего отсутствия никаких происшествий снаружи не произошло. Филимонов маялся, но при виде объемных сумок его лицо просветлело, как лесная полянка, с которой ветерок прогнал тень.
— Держи, — сказал я, передавая ему ношу.
— Это что — деньги? — не поверил артист.
— Можешь не сомневаться.
— Рубли
— Все подряд, в общем, конвертируемая валюта.
Оставалось убедиться, что сработает ключ Валентины Филипповны. Что бы ни затевала хитроумная бухгалтерша, у ржавой двери могла оказаться своя позиция. Сорвав плакаты, я вставил ключ в замочную скважину. Должно быть, Валерий Клепиков — выдающийся слесарь. Может, он и сидел по этой части. А кроме того не пожалел денег и заправил замок не какой-нибудь машинной смазкой, а не иначе, как растительным маслом «Идеал» с нежным вкусом еды, потому что ключ провернулся на два оборота легко и почти бесшумно. Я толкнул дверь… Еще раз… Железная плита подвинулась, посыпалась старая штукатурка…
— Вперед! — скомандовал я. — Сере га…
— А?
— Нет, ничего. Жди у машины…
Не мешкая, истомившийся Филимонов с сумками нырнул в черную дыру подвала.
Я подождал. Тот, кто ждал за дверью с той стороны, если действительно кто-то ждал, мог ринуться за оставшимися сокровищами. Но было тихо. Со стороны кафе раздавались разве что невнятные шорохи, но то могли веселиться крысы.
Галя Толбухина лежала на ступеньках, словно брошенная кукла с переломанными руками… Перешагнув через мертвого охранника, я вынес из пещеры Али-Бабы вторую партию сумок. Вторые получились даже тяжелее первых, но оно и понятно — для себя старался.
Филимонов ушел почти минуту назад. Теперь и мне можно. Осторожно, ожидая подвоха, я покинул территорию АОЗТ «Коала», перейдя в уже знакомый мне подсобный подвал кафе, переименованного в честь известного новосибирского мафиози.
Неподалеку от каморки бомжа Володи одиноко светилась крохотная двадцатипятиваттная лампочка. Путь был пуст и свободен…
…Труп артиста я нашел там, где ожидал, — в удобном темном закоулке, где в гнилой луже разлагалась куча картонных формованных поддонов из-под куриных яиц. Вернее сказать, не то, чтобы ожидал увидеть именно труп, а просто не исключал такой возможности…
Бедный-бедный Сергей Юрьевич Филимонов, лучший друг, лежал, уткнувшись щекой в размокшие яичные упаковки. Странно, с утра я не заметил, оказывается, один носок на нем был кремовый, а второй темный — красный или синий — точнее не позволяло определить освещение. Высокий — брюнет в кремовом носке. Он точно уже не дышал. А если и дышал, «Скорую помощь» я звать бы не стал… А не надо спать с чужими женами…
Похоже, его убили ножом или заточкой, ткнув несколько раз.
Что скрывать, была у меня мысль — выбрать момент и выстрелить самому, но все-таки столько пива и водки вместе выпили… Опять же лучший друг… Вот я и придумал лотерею. Ведь могло ему повезти. Если бы повезло, жил да жил бы, правда в таком случае своей доли награбленного все равно не дождался. А разве в деньгах счастье? С голоду на сцене не дали бы умереть…
…Вчера с фонариком артист ходил по сцене
Турецких сумок рядом с ним, естественно, не оказалось — иначе и убивать не стоило…
Я легонько, легко-легко, почти нежно пнул артиста по подошве — то ли прощался, то ли напоминал, что за любое говно приходится рассчитываться…
…В Володиной комнатке горел свет, асам Володя, по идее, должен был спать, как и накануне… Я читал сегодняшний день, как мало того что открытую, так еще и с детства известную до последней строчки книгу про колобка.
Я прошел мимо, поднялся по лестнице и тут снизу, неожиданно, как ревизия, раздался грубый окрик:
— А ты че это поволок-то?
Бросив сумки, я резко развернулся. Следом за мной по лестнице по-тараканьи молниеносно несся уже знакомый мне завсегдатай здешних коридоров — толстая усатая подсобница поваров. Возможно, тоже выпивала в Володиной подсобке, но оказалась крепче мужиков или выпила меньше.
— А кто разрешил?! — разорялась тетка.
Она еще ничего не знала про убийство и по стародавней привычке качала права… Она мне не нравилась с самого начала. Мне вообще усатые женщины несимпатичны. И халат у нее постоянно грязный. И ляжки похожи на окорочка Буша.
Казалось бы, лишнее убийство не имело никакого смысла, но все же я навел на нее пистолет.
Бог мой! Шестьдесят лет прошли впустую. Я всегда знал, как нужно решать проблемы. Зачем же ждал так долго? С усатыми окорочками не нужно вступать в пререкания, их нужно расстреливать на месте… Глупо иметь хоть какие-то разногласия с окорочками….
От вида пистолета маленькие глазки над усиками превратились в суповые тарелки, наполненные недоумением и ужасом.
Я нажал на спуск. Но еще раньше тетка из буденновского отряда отступила на шаг, оступилась на лестнице и повалилась назад, брыкаясь омерзительными ногами и сверкая несвежим бельем.
Я нажал на спуск или почти нажал. Люфт спас ей жизнь. Выстрела не произошло, и тетка благополучно укатилась в подвал. Пусть живет. Может, в следующий раз призадумается прежде, чем орать на людей.
Суетливые поварихи на кухне и юноши-повара бросали на меня и на клетчатые сумки любознательные взгляды. Тем более что за минуту до меня с точно такими же сумками здесь должен был пройти Клепиков. Но в конечном итоге хоть знакомый, хоть незнакомый человек, не спеша пересекающий кухню с тяжелым багажом в руках, выглядит гораздо более естественно, нежели тот же канкан в хирургической операционной. Никому не пришло в голову меня окликнуть и поинтересоваться, кто я такой, что здесь делаю и что выношу.
Дело ясное, идет человек, не хмырь какой-нибудь, а положительный пенсионер — значит, так надо. И барменша за стойкой почти не обратила внимания на дедушку, проходящего мимо барной стойки через служебный вход, тем более, что в тот момент ей выпало пересчитывать деньги, вырученные за два стакана желтого сока и два микроскопических пирожных. В наше время пирожные были вдвое больше, а стоили двадцать две копейки… Тем более и немногочисленным посетителям местного бара до меня не было никакого дела.