Картошка и саксофон
Шрифт:
«Я люблю тебя все-таки.
Почему-то мне кажется: чтобы ни произошло в жизни с нами обоими — умирать я буду у тебя на руках. Всегда вот так:
— Как у вас дела?
— Да разошлись, сколько можно.
— Хи-хи… опять?
А потом и хихикать перестали…
Ты возвращаешься, когда мне плохо. Ты возвращаешься, когда нужен. А потом становится еще хуже.
В позапрошлом году. Я подошла — ты стоял и смотрел в окно — и уткнулась лицом между лопаток. Я никогда не доставала выше лопаток, даже на каблуках.
Ты
В прошлом году. Я ходила по улице, прожигая панораму горящими глазами. Я сшибала мебель и нечаянно ломала металлические ложки, и все было потрясающе здорово… а когда он закрыл за собой дверь, занесла его номер в черный список — и вечером позвонила тебе. Но ты был пьян.
Мы провозились всю ночь: оба очень хотели, чтобы чего-нибудь получилось, но ни черта не получилось, ни у тебя, ни у меня.
Дело не в тебе. И не во мне. Просто выдохлись. Исчерпали друг друга. Уже не сможем друг друга вытащить, только утопить.
Иди к черту. Считай, что я опять бегаю по улицам, прожигая панораму горящими глазами и прочее. Не звони мне. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…
Я сама тебе позвоню.
Крепко целую.
Твоя».
— …КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ОПЯТЬ РЕФЛЕКСИРУЕШЬ?! ВТОРОЙ ЭТАЖ ПРОЛЕТЕЛИ, ТЫ ЧТО — БЕССМЕРТНЫЙ??????????
— С ума взбеситься можно. Так прямо взял — и моргнул?
— Чтоб я сдох.
— Не нааадо… подыхать. А вот я попробую?
— Э! Не стоит.
— Да ладно, я одним глазком, — Ольга наморщила лоб и уставилась — одним глазком — в деревянные глаза деревянного истукана. С минуту покачивала головой вправо-влево, потом разочарованно заявила:
— Не хочет.
— Я пошутил.
— Тыыыы!
Большая, мягкая, якобы сердитая кошка прыгнула — я оказался на кушетке навзничь и укушенный.
— Ты все врал.
— Да.
— Не было никакого наваждения.
— Не было.
— И никаких джунглей не было.
— Никаких.
— И Африки никакой не было.
— Ее вообще не существует.
— Вот именно… что? Африка есть! Опять врешь?
— Нет.
— Она на карте нарисована!
— Это другая
Танюха улыбнулась:
— Ну вас на фиг.
— Пральна. На фиг его.
— Да нет, я думаю — не врет. Состояние нужно особое.
— Ага. Травки хочешь?
Танюха молча слезла с дивана и подошла к истукановой морде. Эта морда мне снилась по ночам, в красном мороке вставала перед глазами, когда я был возбужден или рассержен. Я имел неосторожность посмотреть на нее (ох, уж этот апломб цивилизованного идиота!) два года назад. А ведь предупреждали старики: не надо…
— Не надо, Тань.
Она хмыкнула:
— Знаешь, что я думаю?.. Так ведь не бывает, чтобы только приобретать. Что-то находишь — что-то теряешь…
— Бывает! — заявила большая мягкая кошка. — Я вчера пятьдесят баксов нашла. На газоне. И не потеряла ничего.
— Не может быть! — я потянул зубами ее рукав. — Ты потеяла, пвошто ишо не жнаешь!
— …так вот: интересно, что мы потеряли, когда перестали быть каннибалами?
— Танькаа! Э, ну тебя, — Ольга задом, на четвереньках отползла в дальний конец дивана.
…Перед глазами у меня встала пляска тел, в ушах застучало сердце, во рту появился вкус крови, зашумело в голове…
…холодная вода в лицо.
Татьяна — с пустым стаканом в руке — смотрела мне в глаза. Изучающе так смотрела.
Не знаю, почему он выбрал меня.
Я только помню, что стоял над обрывом. Маленький осьминожек сердца рос, раздувался, раздвигал ребра, выбрасывал огненные щупальца, опутывал ими тело и пространство вокруг тела, хлестал воздух плетьми щупальцев, поджигал мозг, хватался за космос… Хотелось лететь и петь во все горло что-нибудь разухабистое, хотелось кого-нибудь убить — или умереть самому…
И когда я заглянул в глаза идола, то увидел в них свое отражение. В тот момент мы были чем-то одним… так мне казалось.
Мимикрия хищника, ожидающего жертву.
— А тепееерь! Я буду тебя топить, а ты будешь меня спасать.
— А может, наоборот?
— Нет. Я сказала, — Ольга опрокинула меня в бассейн. В горле — вода, во рту — мокрые волосы, я закашлялся, твердый прохладный сосок прикоснулся к щеке, пляска тел перед глазами, стук сердца в ушах, вкус крови во рту, в голове зашумело…