Карты, деньги, две стрелы
Шрифт:
Будь честна хотя бы с собой Матильда. Ты влюбилась…
А он? Он ведь никогда не женится на мне! Он и сам это говорил, да и…
Капрал признался, что он внебрачный сын генерала Ференци. Он не унаследует его титула даже как его воспитанник.
Военные женятся или на деньгах, или на титуле.
Как Шемьен.
Я честно рассказала, что мой дом в Эгесе несколько раз перезаложен. Конечно, отец поможет, бедствовать я не буду, но тянуть из него деньги я не собираюсь!
Остается титул. Нет, конечно, породниться с кнесом де Шасваром и почетно,
Он никогда не женится на мне…
По щекам сами собой побежали слезы.
— Да как вы можете?! — Мои мысли прервал визгливый голос единорога. — Да как вы вообще можете творить такое?!
Я шарахнулась в сторону от капрала, будто меня поймали за чем-то непристойным, да и сам милез подскочил на месте, проснувшись, и ошалело замотал головой. В руке блеснул обнаженный меч:
— В чем дело?!
— В ней! — В голосе копытного звучало негодование. — Она… Она гладила вас по щеке! Это… Это возмутительно! Это непристойно! Это…
Я залилась краской.
Айден медленно опустил меч и тихо буркнул:
— Я понял две вещи. Первая — почему вымерли единороги, и вторая — почему для их ловли нужны непорочные девы.
— В смысле?
— Всех остальных он просто достанет нравоучениями.
— Да как вы смеете?! — возмутился единорог. — Я самое честное, доброе, непредвзятое… а вы!.. А вы даже кулон у меня сперли… Эх вы, а с виду такие приличные…
В первый момент я не поняла.
— Какой кулон?
— Ой не надо притворяться! — Теперь в голосе зверя звучала неземная тоска. — Можно подумать, я не вижу, что на шее у вашего спутника!
Я оглянулась. Ворот рубахи капрала расстегнулся, и был виден кулон, висевший на шее.
— Вот! — наставительно подтвердил говорящий скакун. — Именно об этом я и говорю. Пришли в мою долину, открыли мой тайник, забрали мои вещи…
— Да никто ничего не брал! — возмутился Айден. — И ни в какой тайник не лазил!
— Лазили!
— Нет!
— Лазили!
— Нет!
— Ну ладно! — угрожающим тоном протянул единорог: — Я сейчас проверю свой тайник, и если там не окажется моего кулона… То вам будет очень стыдно!
Тайник, в который мы якобы должны были залезть, оказался на этой же полянке. У самого края, на небольшом пятачке, чуть прикрытом дерном. Единорог поддел рогом верхний слой земли, под которым обнаружилась неглубокая ямка, что-то потянул губами и вытащил на свет точную копию моего кулона. Ну и заодно того, что висел сейчас на шее у Айдена.
— Жабафно…
— Что? — не поняла я.
— Жабафно, говорфю…
— Что?
Рогатый зверь нахмурился, подкинул вверх кулон и, поймав цепочку на рог, рявкнул:
— Забавно, говорю! Вы действительно его не украли.
Это все, конечно, хорошо, но, пытаясь объяснить нам, что именно он говорил до этого, единорог вскинул голову, цепочка покатилась по золоченому рогу… и мягко сползла ниже, обхватив золотой нитью шею скакуна.
На миг повисла мертвая тишина. Я-то
У меня вдруг заломило виски, полянка перед глазами закружилась… Все вокруг словно подернулось дымкой тумана, начало бледнеть… А потом и вовсе растаяло в воздухе, оставив всю нашу компанию в уже знакомом лесу. Том самом, где мы были до того, как попали в обитель единорога. Всю — в прямом смысле: меня, Айдена, Брыся, мирно что-то выискивавшего в земле неподалеку, ошарашенного единорога и уведенную из замка дядюшки кобылку.
И если часть нашей компании была к этому более или менее готова, ведь появилась долина тоже внезапно (даже Брысь и уведенная из замка дядюшки лошадь уже не испугались), то единорог отреагировал крайне настороженно:
— Это что такое? Это куда она? Она что, вот так ушла? Совсем? Так… так нечестно! Я сорок лет тут жил… И что теперь? Истеричка! — пронзительно выкрикнул он куда-то в глубь леса. — Это не ты меня бросила, это я сам ушел!
— Вы к кому обращаетесь? — не поняла я.
— Да к долине же этой, чтоб ей… Моду взяла исчезать, а меня оставлять! Нет, вы видели это?
— А она что, разумна?
— Ага, сейчас! Аж три раза! Какая разумность, если она меня тут оставила? Я всегда подозревал, что вся ее плавучесть — просто-напросто магическая флуктуация! Вот, лишнее доказательство! Нет, я понимаю, когда она перемещается на новое место, то все живое, что там находилось, оказывается в ней, а потом выкидывается обратно, но это же форменное хамство — вот так выбросить меня! Это… У меня просто слов нет, какая это наглость! Вот так меня оставить… Одно слово — женщины.
— Значит, она все-таки живая?
— А я говорю, нет! — возмутился скакун. — Просто слово «долина» — женского рода. А она истеричка. Форменная. Подумаешь, кулон надел! Подумаешь, магический, но это же не повод!
Он замолк на несколько мгновений, а потом грустно поинтересовался:
— Как вы думаете, мировая наука в моем лице сильно пострадает, если я сейчас начну непристойно ругаться?..
Отвечать ему явно никто не собирался, уж я так точно. А потому единорог молча отвернулся от нас и лег на землю.
Что это он?
Я осторожно подошла к зверю, присела рядом:
— Эй, все в порядке?
— Оставьте меня, — тоскливо протянул единорог. — Я в печали!
— Почему?
Единорог вскинул голову и уставился на меня пронзительным взглядом голубых глаз.
— Вы что, не понимаете? Вы что, совсем-совсем не понимаете? Я же без дома остался! Куда мне теперь идти? Что делать? Нет, можно, конечно, вернуться в Лысавенский институт, но туда дойти еще нужно… Да и не хочу я туда… Там за хвост дергают студенты ненормальные. — Он грустно хлюпнул носом. — И преподаватели некоторые… Последнего достояния лишают. По волоску буквально.