Карты смысла. Архитектура верования

Питерсон Джордан

Встреча с ужасным неизвестным потрясла основы вашего мировоззрения. Душа оказалась во власти хаоса. На вас невольно повлияло нечто принципиально неожиданное. Это означает, что придется поменять долгосрочные цели и пересмотреть – буквально переоценить — побудительное значение текущих событий. Способность к полной переоценке при узнавании чего-то нового присуща человеку еще больше, чем вышеупомянутая способность к исследованию неизвестного и накоплению свежей информации. Иногда, совершая действия, мы обнаруживаем явления, само существование которых противоречит привычной картине бытия (и благодаря которым мы приписываем событиям побудительное значение). Исследование этих новых явлений и включение открытий в имеющееся знание иногда означают переосмысление самого знания [44] (и последующее повторное знакомство с неизвестным, которому больше не препятствуют устаревшие представления) [45] . Это означает, что простое движение от настоящего к будущему иногда прерывается полным распадом и перестройкой – переосмыслением того, что представляет собой настоящее и каким должно

быть будущее. Становление личности сопровождается периодами «распада и возрождения» [46] . Более общая модель адаптации человека – наиболее просто определяемая такими понятиями, как устойчивое состояние, надлом, кризис, восстановление [47] , – показана на рисунке 4. Процессы революционной адаптации, происходившие и подспудно символизировавшие разнообразные культурные явления, варьировались от обрядов первобытного посвящения [48] до постулатов сложных религиозных систем [49] . Действительно, мировые культуры возведены на фундаменте одного великого сценария: рай, встреча с хаосом, падение и искупление.

44

Кун Т. Структура научных революций. М.: АСТ, 2009.

45

Юнг К. Mysterium Coniunctionis. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1997.

46

Jung C. G. The Collected Works of C. G. Jung (R. F. C. Hull, Trans.). Vol. 5. Symbols of Transformation: An Analysis of the Prelude to a Case of Schizophrenia, 1967. Vol. 9. Part 1. The Archetypes and the Collective Unconscious, 1968. Vol. 13. Alchemical Studies, 1967. Bollingen Series XX. Princeton University Press; Элленбергер Г. Открытие бессознательного. История и эволюция динамической психиатрии. От первобытных времен. М.: Академический проект, 2018; Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой. СПб.: Питер, 2018; Элиаде М. Шаманизм. Архаические техники экстаза. М.: Академический проект, 2019; Piaget J. The development of thought: Equilibration of cognitive structures (A. Rosin, Trans.). New York, Viking, 1977; Элиаде М. История веры и религиозных идей: в 3 т. М.: Критерион, 2002.

47

Bruner J. Actual minds, possible worlds. Cambridge, Harvard University Press, 1986.

48

Eliade M. Rites and symbols of initiation: The mysteries of birth and rebirth (W. R. Trask, Trans.). New York, Harper and Row, 1965.

49

Jung C. G. The Collected Works of C. G. Jung (R. F. C. Hull, Trans.). Vol. 5. Symbols of Transformation: an Analysis of the Prelude to a Case of Schizophrenia, 1967. Vol. 9. Part 1. The Archetypes and the Collective Unconscious, 1968. Vol. 11. Psychology and Religion: West and East, 1969. Vol. 13. Alchemical Studies, 1967. Bollingen Series XX. Princeton University Press; Элиаде М. История веры и религиозных идей: в 3 т. М.: Критерион, 2002.

Рис. 4. Революционная адаптация

Через месяц после увольнения вам в голову приходит новая мысль. Вам не нравилась эта чертова работа, хотя вы никогда не решались в этом признаться. Вы приняли предложение только потому, что от вас этого все ждали. Вы никогда не выкладывались с полной отдачей, потому что на самом деле хотели заниматься чем-то другим – чем-то, что большинство людей считает рискованным или глупым. Давным-давно вы приняли неверное решение. Может, вам нужен был этот удар, чтобы вернуться на путь истинный. Вы начинаете представлять себе новое будущее. Оно, возможно, не такое безопасное, но там вы делаете то, чего действительно хотите. Бессонница проходит, аппетит возвращается. Вы успокаиваетесь, становитесь менее высокомерным, более терпимым – за исключением моментов слабости. Окружающие не одобряют, восхищаются или завидуют переменам, которые с вами происходят. Вы словно выздоравливаете после долгой болезни – вы родились заново.

Нейропсихологическая функция: природа ума

Вполне разумно рассматривать мир как арену действий, как место, в котором знакомое и незнакомое пребывают в вечном сопоставлении. Мозг состоит в основном из двух подсистем, приспособленных совершать действия в этом месте. Если не вдаваться в детали, правое полушарие бдительно реагирует на новизну и отвечает за быстрое «создание обобщенных предположений». Левое полушарие, напротив, «включается», когда события – четко определенные события – происходят в соответствии с имеющимся планом. Правое полушарие быстро рисует обобщенные, основанные на значимости «метафорические» картины нового; левое, более склонное к работе с деталями, подбирает для них ясное словесное выражение. Таким образом, наш мозг, наделенный способностью исследовать, «строит» мир знакомого (известного) из мира незнакомого (неизвестного).

Когда мир остается известным и знакомым, то есть когда наши убеждения сохраняют значимость, мы с легкостью управляем эмоциями. Когда же появляется нечто неизведанное, эмоции выходят из-под контроля, в зависимости от относительной новизны случившегося преобразования, и мы вынуждены отступить или вновь начать исследовать.

Валентность вещей

…А кто приглядится к основным инстинктам человека… тот увидит,

что все они уже занимались некогда философией и что каждый из них очень хотел бы представлять собою последнюю цель существования и изображать управомоченного господина всех остальных инстинктов. Ибо каждый инстинкт властолюбив; и, как таковой, он пытается философствовать [50] .

50

Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего. М.: Эксмо-Пресс, 2017.

Правда в том, что человек был создан для служения богам, которых прежде всего нужно кормить и одевать [51] .

Можно составить списки общих благ и бедствий, и многим они покажутся разумными, потому что наши суждения о значении и смысле довольно типичны и предсказуемы. Пища, к примеру, хороша, если она вкусная, а удар по голове тем хуже, чем он сильнее. Список хорошего и плохого можно спокойно расширить. Вода, кров, тепло и интимная близость – это хорошо; болезни, засуха, голод и войны – это плохо. Видя существенное сходство суждений о смысле, можно легко прийти к заключению, что добро или зло вещей или ситуаций является чем-то более или менее постоянным. Однако мы знаем, что существует субъективное толкование. И его влияние на оценку и поведение значительно усложняет картину. Мы будем работать, тратить силы и преодолевать препятствия, чтобы получить нечто хорошее (или избежать беды). Но мы не будем в поте лица добывать пищу, если у нас ее достаточно; мы не будем прилагать усилия, чтобы добиться интимной близости, если секса нам и так хватает, и мы с радостью воздержимся от обильной пищи, зная, что в это же время наш враг умирает от голода. Предсказания, ожидания и желания людей непостижимо мощно влияют на их оценки. Вещи не имеют абсолютно определенного значения, несмотря на то что мы способны обобщать их ценность. Поэтому именно личные предпочтения определяют значимость бытия (но эти предпочтения весьма ограничены!)

51

Элиаде М. История веры и религиозных идей. Собрание сочинений в 3 т. Т. 1. От каменного века до элевсинских мистерий. М.: Критерион, 2002.

Смысл, который мы приписываем объектам или ситуациям, неустойчив. У разных людей разные приоритеты; потребности и желания ребенка и взрослого сильно отличаются. Значение вещей и событий в глубокой и практически непостижимой степени зависит от того, как они соотносятся с нашими нынешними устремлениями. Смысл меняется, когда меняются цели. Такие перемены неизбежно преображают ожидания и желания, которые эти цели сопровождают. Мы познаем «вещи» лично и индивидуально, несмотря на то что многие люди сходятся в вопросах их ценности. Цели, к которым мы стремимся в одиночку, результаты, которых лично мы ожидаем и желаем, определяют смысл нашего опыта.

Пионер экзистенциального психоанализа Виктор Франкл рассказал историю своего заключения в концентрационном лагере, которая поразительно подтверждает эту мысль:

Вот, к примеру, как-то раз нас перевозили из Освенцима в какой-то лагерь, подконтрольный Дахау. Мы приближались к мосту через Дунай. Опытные попутчики говорили: если мы переедем его, нас точно везут в Маутхаузен. Напряжение росло. Если вы не пережили ничего подобного, то едва ли сможете представить, как плясали от радости заключенные в вагоне, когда увидели, что поезд не въехал на мост и везет нас «только» в Дахау.

Опять-таки, что произошло, когда мы прибыли в этот лагерь? Наш путь продолжался три дня и три ночи, в вагоне не хватало места даже на то, чтобы всем одновременно присесть на корточки. Большинство заключенных всю дорогу провели стоя, кое-кто по очереди присаживался на жидкую охапку соломы, насквозь пропитанную мочой. По приезде «старожилы» поспешили сообщить нам важную новость: в этом сравнительно небольшом лагере (в нем содержалось порядка 2500 человек) не было ни печи, ни крематория, ни газа! Это означало, что «мусульман» [заключенных, больше не пригодных для работы], не могли сразу отправить в газовую камеру. Нужно было организовать так называемый «больничный конвой», чтобы отослать их обратно в Освенцим. Все снова воспряли духом. Желание старшего надзирателя нашего барака в Освенциме исполнилось: нас как можно скорее перебросили в лагерь, где не было «трубы». Мы смеялись и шутили, несмотря на то что нам пришлось пережить в следующие несколько часов.

На перекличке не досчитались одного из вновь прибывших. Нам пришлось ждать снаружи под дождем и холодным ветром, пока не нашелся пропавший человек. Оказалось, что он заснул в бараке от усталости. Затем перекличка превратилась в публичное наказание. Нас оставили стоять на улице всю ночь до позднего утра. Мы устали от долгого путешествия, вымокли до нитки и промерзли до костей. И все же мы были очень довольны! Ведь в лагере не было трубы, а Освенцим остался очень далеко [52] .

52

Frankl V. Man’s search for meaning: An introduction to logotherapy. New York, Pocket Books, 1971, pp. 70–72.

Ничто не вызывает большего ужаса и страха, чем концентрационный лагерь, – если только в нем не будет лучше, чем обычно. Наши всегда условные надежды, чаяния и желания определяют контекст, в котором вещи и ситуации, с которыми мы сталкиваемся, приобретают некоторое значение; они определяют даже то, как мы понимаем саму вещь или ситуацию. Предполагается, что вещи имеют более или менее ясный смысл, потому что, определяя их относительно постоянные характеристики, мы сходимся во мнении с другими – по крайней мере с теми, кто нам знаком и разделяет наши мнения и взгляды на мир. Те (культурно обусловленные) вещи и явления, которые мы считаем само собой разумеющимися и которые, следовательно, невидимы, определяют наши эмоциональные реакции на внешние побуждения. Мы предполагаем, что они являются постоянными характеристиками нашего мира, но это не так. То, что с нами происходит, – и, следовательно, «контекст толкования» этих происшествий – в любой момент может резко измениться. Нам крупно везет (и мы, как правило, не обращаем на это внимания), если ничего подобного не случается.