Карусель (Рассказы)

Крупник Илья

– Черненькая? У голландца?!

– Он темноволосый. И у ней волосики видны уже. Черные.

– Послушай, - сказал я, - у тебя ж будут еще дети, дура ты молодая! Зачем?.. Дура ты!

Она как сглотнула непонятно что, и тогда я опять ей протянул апельсин.

– Не знаю, я, нет, не знаю...
– Попыталась сесть прямей, отвела в сторону мою руку.
– Я назад хотела. Может, забрать, украсть ее...

– Украсть?! Дурость!
– Я постучал пальцем себя по лбу.
– Ду-рость! Это как же ты себе представляла?

– Не

знаю я ничего.
– И замотала головой.
– Хотела... Или, думала, у нас кого-нибудь. С коляской.

Я положил разъятый апельсин свой на журнальный столик и, пододвинув стул, сел напротив нее.

– Татьяна, - сказал я, - вот ты послушай. Только внимательно слушай меня.
– Она действительно годилась мне в дочки. "Малявка". Но... и не только в дочки. Я спас ее и имел, что ли, право!.. Право?

Не буду пересказывать, что говорил. Вообще-то, только то, что узнал от Подкуйки о сообществе, где жить хорошо на 93-м километре. И даже хотел ей прочесть изречения, избранные Львом Николаевичем Толстым. Но брошюрка валялась где-то в кухне на полу, и я не прочел. Однако вспомнил главное - Дом ангела, так называл его Подкуйко, где у них были маленькие дети. Ангелы...

И мне стало вдруг тошно. От самого себя. Но ей же вправду некуда было податься. Как, впрочем, и мне. Хотя, конечно, по-другому, "господин офицер"...

Я циник, да?.. "Рожа"? А ты прими меня каков я есть! И положил ладонь ей на колено да еще похлопал там, где прорезь в джинсах.

– Договорились?
– Она кивнула.
– Значит, утром едем. Татьяна, едем!

Из-под намокших ее, размазанных ресниц на меня глянули синие и тоже, мне показалось, крашеные глаза. Жалобные?.. Какие-то непонятные. Вроде изучающие. А вроде бы и влекущие. Странный у "малявки" взгляд.

– Ну пока.
– Я похлопал опять ее по колену.
– Танюша, все будет хорошо!

Дома я достал рюкзак с полатей, раскрыл и вытрусил его на балконе, выветривая нафталин. Зачем в него нафталин (это Ксения), неизвестно. А рюкзак хорош, объемистый, оранжевого веселого цвета. Я складывал рубашки и подумал, решил плавки брать, потому что река, а места не занимают.

Завязал шнур, застегнул клапан, начал уминать, надавливая ладонями. И еще постучал кулаком изо всех сил, разравнивая. Затем, прикидывая, надел - терпимо, стал перед зеркалом. Как?..

Походный был вид. Ну что пузо... Ведь это ж я был тем мальчиком - и сколько нас было!
– высокие, сильные, красивые, вдруг выросли мы в семидесятые, в самом конце...

Я увидел в зеркале, как отворилась дверь и Ксения вошла, у нее перерыв на обед, приходит всегда, ей до работы восемь минут, даже если не спеша.

Я смотрел на нее, не оборачиваясь, сжимая в кулаках лямки рюкзака.

Ксения стояла в дверях, смотрела молча.

"Откуда это?
– вдруг я подумал.
– Везде и всегда - обязательно женщина для мужчины зеркало!.. То увеличит она, а то принизит унизительно.

Ну как человеку жить, когда не хочет она, не дает расти в собственных глазах?!"

Я обернулся и объяснил ей твердо, куда и как, а почему - понятно, уезжаю завтра на определенное время. Обо всем, конечно, еще буду сообщать.

Потом достал брошюру из кармана для подтверждения и прочел:

– "Добрый побеждает, и только. Побеждает и не гордится. Побеждает и не возвеличивается".
– И посмотрел на нее со значением: - Лао-цзы.

Когда я подошел к скамейке, время не подоспело, но Подкуйко уже сидел откинувшись, жмурился, подставив под солнце лицо, с удовольствием шевеля усиками. Утро было ясное, дождя не обещали.

– Привет, - кивнул я и поглядел на часы.
– Во сколько?..

– На троллейбусе до вокзала двадцать пять минут, - благодушно пояснил Подкуйко.
– А до электрички час.

Его кепка лежала на портфеле, волосы были зачесаны набок, влажно, с пробором, рыжеватые, и чуть проступала седина.

– Дочка вещи собирает, - объяснил я.

– Хорошо. Скидай пока рюкзак.

Я стянул с плеч рюкзак, поставил его на скамейку рядом с портфелем, сел. Это очень удобно, когда кто-нибудь возьмет организацию и всю ответственность на себя.

Троллейбусы проезжали и проезжали мимо к остановке неподалеку, все раскрашенные, как везде, дурацкой рекламой. То какое-то кухонное оборудование НПО "Альтернатива", то - "Внимание! Новинка! Жидкое мороженое. Новинка!"

Я уже поглядывал на часы.

– Отвлекись, - предложил мне Подкуйко.
– Послушай... Смотри. Слышь?..

Сбоку в траве шелестнуло что-то, и Подкуйко сделал мне знак, потом стал глядеть туда пристально. Я тоже, но не увидел ничего. А все стихло.

– Магнетизм, - кивнул мне Подкуйко, улыбаясь.
– Это еж сбежал откуда-то. А теперь не сдвинется. Сидит. Видишь его?

– Не вижу я ничего. Ты что, фокусник еще, да?

– Успокойся, - сказал Подкуйко.
– Не гоношись. Совершенный человек должен всегда сохранять спокойствие духа.

– Опять ты вычитал?
– я разозлился.
– Это ты, что ль, совершенный?

– Тихо. Тихо.
– Он покосился.
– Да... Дочка твоя уже не придет, похоже.

Подкуйко надел кепку, надвинул ее на лоб и встал, взял портфель за ручку.

– Приемная у меня дочь, - сквозь зубы объяснил я.

Теперь мы стояли с ним у троллейбусной остановки. Была явная задержка, троллейбусы не шли. А народу подходило все больше.

Но наконец появился. Пестрый такой же: "Новинка! Заморозь - и съешь! Жидкое мороженое!" По борту намалевано и вкось.

Мы впихнулись в него с трудом последними.

– Подождите!..

Я оглянулся. Бежала Таня, волоча за ремень красную сумку на колесиках.

Я подхватил сумку, Таню левой рукой и втолкнул внутрь рядом с собою, двери задвинулись, прихватив сзади мою куртку.