Карусель
Шрифт:
— Не волнуйся. Он назван как надо. Ангелы — мужского пола.
— Да? Клайв тоже мне сказал, но я не поверила. Он хочет есть. Смотри, сходил на бумагу. Быстро учится. Не хочешь бренди, Йен? В кабинете есть секретер с баром. Свет там горит.
Она говорила быстро, желая удержать его, не дать произнести: «Нет, я всего лишь на минутку». Но он и сам хотел выпить бренди, прежде чем отправиться домой. Если она надеется еще на что-то, то напрасно. Хотя вряд ли она захочет рисковать всеми своими приобретениями ради ночи секса.
В кабинете было тепло, как и полагается; цветные коврики,
И тут он в первый раз подумал, что у Клайва никогда не было своего дома, и его сердце дрогнуло. «Клайв всю жизнь жил с отцом в «Боярышнике». Так получилось. Клайв никогда меня не любил, но кто виноват, что он таким уродился? А я? Я не слишком обращал на него внимание, если быть откровенным. Он не был для меня важен. От всего сердца надеюсь, что теперь жизнь у него наладится. Надеюсь, эта ослепительная женщина сделает все, как нужно. Надеюсь, он не настолько болен, как можно было судить по его сегодняшнему виду».
Он беспокойно продолжил обход кабинета, согревая в руках бокал с бренди, глянул на два хороших пейзажа и фотографию родителей, молодых и горделивых. На другом столе он заметил фотографию Клайва с маленькой дочкой Дэна, девочка сидела верхом на пони, подаренном Клайвом. Она уже красавица, думал он, и в этот момент пришла Роксанна.
Она переоделась в короткое свободное платье яблочно-зеленого цвета, оставшееся от лета. Подобранные до этого волосы распустила.
— Я пообещала Клайву приготовить картофельный суп. Думаю, он сможет съесть его завтра, когда у него изо рта вынут эту трубку. Я же не могла готовить в том костюме?
Ее груди при ходьбе слегка колыхались. Господи Боже, да под этим платьем на ней ничего нет. Он взял фотографию и сказал:
— Хороший снимок, Клайв с Тиной.
— Он без ума от этого ребенка.
— Красивая девочка. Она будет красивее своей матери, а это что-то да значит. Я всегда восхищался Салли, — сказал он, думая: «Пусть знает, что она не единственная женщина, на которую смотрят мужчины».
— Да, но с Тиной что-то не так.
— Не так? — переспросил он. — Она своенравная, немного избалованная, вот и все. Многие дети такие, и все обходится благополучно.
— Нет, дело не только в этом. У меня же в доме были дети, и я их чувствую. Я как-то приезжала к Салли, она пригласила меня посмотреть, что сделала дизайнер, которая отделывала этот дом, в их особняке, и девочка не разговаривала. Ни со мной, ни с Салли, ни с кем. Я пробыла там час, и она только сидела и без конца заводила эту чертову карусель.
Йену стало неприятно, что с кем-то из детей, носящих фамилию Грей, даже если он сам считал этого ребенка несносным, может быть что-то «не так». Хэппи упоминала насчет Тины, говорила о каких-то затруднениях с дочкой у Дэна и Салли. Она не знала, в чем именно дело, сказала только, что, вероятно, они «обратятся за помощью» — так говорят, когда вы дошли до ручки с неуправляемым
— Я не психотерапевт, но… — начала Роксанна, но он оборвал ее:
— Вот именно. Так что давай не будем об этом.
— Знаешь, Клайв хочет ребенка. Девочку.
— И что же тебя останавливает? Кольцо на пальце у тебя есть. Ты прекрасно устроена.
Йен понимал, что грубит, но мысль об этих двоих в постели выводила его из себя.
— Не знаю. Видимо, мне следует родить. Придется. Только я хочу, чтобы это был твой ребенок. Наш. — И Роксанна подняла на него увлажнившиеся глаза.
Он поставил недопитый бокал.
— Я же тебе сказал…
— Да-да, прости. Но ты должен согласиться, что он был бы очень красивым. При нашей внешности у нас был бы красивый ребенок.
«Я всегда хотел ребенка, — думал Йен, — в особенности мальчика. Но мой ребенок должен быть ребенком Хэппи, а не Роксанны. Почему? Потому что в нем не должно быть ее коварства. Я бы не хотел, чтобы мой ребенок был коварным». И он вдруг понял, что Роксанна совсем ему не нравится.
— Прости, у нас обоих был длинный день. Я еду домой.
— Я думала, ты хочешь посмотреть дом. Идем наверх, я покажу. Это займет всего минуту.
Не очень охотно он последовал за ней, щенок ковылял за ними.
— Посмотри на его кроватку, — сказала Роксанна. — В ногах нашей кровати.
Низкая громадная кровать была застелена мягким желтым покрывалом, кровать собаки была отделана точно так же.
— Прелестно, правда? Я вычитала в журнале, что есть такая фирма, где тебе сделают кровать для собаки в стиле твоей кровати. Посмотри, у него даже есть подушка.
Но Йен смотрел не на собачью, а на другую, «брачную» постель. И вся та ярость, с которой он боролся с июня и которую почти победил, теперь стремительно возвращалась. Он чувствовал во рту ее привкус, болезненный и жгучий, как от перца.
— Идем, посмотри ванную комнату. Она больше той комнаты, в которой я жила дома. Здесь есть джакузи, и Клайв сделал окно в потолке. Что такое, тебе не нравится?
— Конечно, нравится. Разве здесь может что-то не нравиться?
— А теперь послушай вот это. Нет, иди сюда. Послушай. Даже в комнате для гостей. — Она нажала кнопку, и полилась музыка. — По всему дому, где пожелаешь, — объявила Роксанна, словно никто никогда ни о чем подобном не слыхивал.
Она-то как раз, может, и не слышала.
— Очень мило, — проговорил он.
— Клайв любит слушать музыку в постели. Это приятно, только нам нравится разная музыка. Ему нравится Мо… Моц?.. — Она неуверенно умолкла.
— Моцарт?
— Но ему нравится и моя любимая музыка. Иногда мы танцуем. Я его научила. Посмотри!
Роксанна прибавила громкости, так что коридор и все комнаты наполнились ритмичными раскатами рока. И, двигаясь в такт, она скользящим шагом прошлась по длинному коридору и вернулась к Йену, извиваясь, тряся грудями, размахивая короткой пышной юбкой, под которой у Роксанны действительно не было белья.