Кащей - Германарих?
Шрифт:
А.Хойслер7 выдвинул предположение, что вторая часть «Песни о Нибелунгах» разрослась из значительно более краткой древнегерманской героической песни, которая в реконструкции данного автора предстает весьма похожей на сюжет, изложенный в песнях «Старшей Эдды» – «Песнь об Атли» и «Речи Атли»8. В этих источниках Атли заманивает к себе братьев своей жены Гудрун – Гуннара и Хёгни, после чего убивает их. Мстя за братьев, Гудрун убивает мужа и сжигает его дворец (и, согласно реконструкции А.Хойслера, сама гибнет в этом пожаре). Отсюда, по мнению данного автора, и происходит сюжет второй части «Нибелунгов», с той лишь разницей, что в данном случае Кримхильда мстит не мужу за братьев, а наоборот – братьям за своего первого мужа (подобное развитие сюжета объясняется происходившими в то время процессами разложения родового
Такая версия разделяется многими исследователями, например: «Скандинавская версия «Эдды», рисующая месть мужу Атли за братьев Гьюкунгов, не только архаичнее [чем в “Нибелунгах” – В.Б.], поскольку братья рассматриваются как гораздо более близкие люди, чем муж… но безусловно соответствуют ранней фазе развития сказания, поскольку без этого посредствующего звена невозможно представить себе переход от исторических фактов к сюжету “Песни о Нибелунгах”»9.
Действительно, общество Исландии XIII века было архаичнее баварско-австрийского феодального общества того же времени (у тогдашних исландцев, возможно, братья, действительно, считались более близкими родственниками женщине, чем муж), но две упомянутые эддические песни навряд ли стоят близко к ранней версии песни о гибели Нибелунгов (в дальнейшем будем называть ее песней-прообразом). За это говорят данные как хронологии, так и текстологического анализа.
А.Хойслер10 пишет, что, начиная с VIII века, в баварско-австрийских документах появляются имена, схожие с именами персонажей «Нибелунгов», и делает из этого вывод, что уже в это время существовал данный сюжет.
Но две упомянутые песни «Эдды» относятся к более позднему времени. А.Я.Гуревич11 предполагает («ученые высказывали предположение»), что «Песнь об Атли» возникла в конце IX-начале X вв., а «Речи Атли» – в XI-XII вв.
К. фон Зее12 замечает: «Нельзя доказать, что какие-либо из эддических песен древнее скальдических стихов IX в.; напротив, неоспоримо, что большая часть скальдических стихов древнее эддических песней».
Таким образом, верхненемецкая песня, которая впоследствии разрослась до второй части «Нибелунгов» (песня-прообраз), уже, вероятно, существовала тогда, когда эддических песен, воспевавших Гудрун, Гуннара и Хёгни, еще не было. Поэтому, если и искать скандинавскую параллель реконструируемой песне-прообразу VIII в., ее можно видеть в эддических «Речах Хамдира» – архаичных и по форме13, и по сюжету (как указывалось, весьма близкому к сообщению историка VI в. Иордана).
Содержание второй части «Нибелунгов» также позволяет предполагать, что древнейший сюжет не включал в себя сведений о бургундском «Гундахарисе», погибшем в V в. на войне против гуннов Аттилы14 (возможно, что как раз мотивы о Гуннаре-Гунтере-Гундахарисе и проникли в верхненемецкий эпос из эддических песен в XI-XII вв.). Во второй части «Нибелунгов»15 Гунтер, несмотря на свое «королевское» достоинство, выглядит весьма бледно, уступая первую роль Хагену. Например, в переговорах (перед кульминационной схваткой поэмы), которые ведут Дитрих и Хильдебранд с Хагеном и Гунтером, последнему принадлежит только одна реплика: «…признался Гунтер смело…»16, а Хагену – пять17, причем, только в последних двух он говорит от своего имени, в остальных же – отвечает и за себя, и за своего сюзерена, например: «…Два столь могучих воина в плен не сдадутся вам»18. С точки зрения норм феодального общества, это – беспримерная наглость, попрание «священных устоев», и наличие такого мотива в поэме должно иметь очень веские основания. А.Хойслер19 пишет: «Редко какое-либо изменение поддается столь убедительному объяснению, как это. Гибель бургундов превратилась в месть за Зигфрида – а ведь убийцей Зигфрида был Хаген! Преступник первого сказания становился во втором главным врагом мстительницы, а тем самым и главным героем второго сказания».
Можно заметить, что аргументация исследователя ограничивается в данном случае восклицательным знаком и обращена к эстетическому вкусу рафинированных ценителей литературы, способных оценить художественный замысел автора и динамичность сюжета. Но среди читателей и слушателей не все являются утонченными эстетами, которые, будучи завороженными художественным мастерством автора, упустят из виду «подрывной», «антифеодальный», «антимонархический» характер некоторых мест.
Следует добавить, что
Другой пример. В поэме четыре раза упоминается бегство Хильдебранда от Хагена (три раза – о ранении последним первого). Слова умирающего Вольфхарта: «…И вы, любезный дядя, бегите лучше прочь, / Чтоб не нанес вам Хаген ущерба и вреда. / Поверьте, пуще прежнего бушует в нем вражда»21. Затем – сообщение о самой схватке: «Зияющую рану старик рукой зажал / И, щит закинув за спину, из зала убежал»22. Следующий раз – при докладе Хильдебранда Дитриху: «…Я Хагеном был ранен, когда хотел уйти. / Не знаю сам, как удалось мне ноги унести»23. И, наконец – в насмешке Хагена при их следующей встрече: «…Куда почетней сдаться, / Чем с перепугу в бегство без памяти кидаться, / Как сделали вы нынче, прервав наш бранный спор…»24.
Это не может быть случайным и говорит о том, что ранение Хильдебранда Хагеном было главным эпизодом песни-прообраза. «Бушующая вражда» последнего по отношению к первому мотивирована в «Нибелунгах» довольно искусственно – местью Хагена за своего побратима Фолькера, убитого Хильдебрандом. Но Фолькер – поздний герой, появившийся в эпосе только в XI-XII вв.25 Таким образом, весьма вероятно, что в песне-прообразе Хаген мстил Хильдебранду за убийство своей сестры Кримхильды, и только впоследствии один из авторов переставил события местами, а, кроме того, сделал Хагена не братом Кримхильды, а только «в родстве»26.
Надо заметить, что объяснение А.Хойслером убийства Хильдебрандом Кримхильды не совсем убедительно («…приговор судьбы, удовлетворяющий внутреннее чувство слушателей» и т.д.27). Если сам автор предполагает, что Кримхильда гибла уже в древней песне-прообразе28, то является очевидным, что это «внутреннее чувство слушателей» было просто субъективным объяснением позднейшими авторами существовавшей эпической традиции. Таким образом, есть все основания полагать, что в песне-прообразе VIII в. основным мотивом было убийство Хильдебрандом Кримхильды и ранение первого Хагеном – братом последней (вместе с другим братом) в отмщение за это убийство, а затем – пленение и гибель Хагена. Таким образом, вторая часть «Нибелунгов» разрослась «с конца» за счет присоединения новых эпизодов и новых героев (Гунтера, Фолькера, Рюдегера, Иринга, Блёделя и др.).
Теперь следует перечислить общие черты верхненемецкого Хильдебранда (каким он предстает в ранней «Песни о Хильдебранде»29 и в более поздней «Песни о Нибелунгах») с эддическим Ёрмунрекком и его тезками (Эрманерих, Эорменрик и др.):
1.Хильдебранд убивает своего сына Хадубранда – Ёрмунрекк казнит своего сына Рандвера, а Эрманерих – Фридриха.
2.Хильдебранд убивает «жену владыки гуннов» и получает рану от ее братьев – Ёрмунрекк убивает Сванхильд, после чего он ранен ее братьями.
3.Постоянные эпитеты Хильдебранда: «старый богатырь», «седой удалец» и т.д. – в «Младшей Эдде» подчеркивается старость Ёрмунрекка30.
Не менее многочисленны точки соприкосновения легендарного Хильдебранда с историческим Германарихом (Эрменрихом) Иордана и Аммиана Марцеллина. Кроме уже упомянутых черт: возраста, казни женщины, покушения можно вспомнить также:
1.Хильдебранд предстает богатырем «амелунгов» (остроготов), ниже по рангу, но старше по возрасту (и старше типологически31), чем Дитрих Бернский – Аммиан Марцеллин пишет об обширных и плодородных землях Эрменриха, весьма воинственного царя», эти земли остроготов около 375 г. подверглись нападению гуннов32; впоследствии остроготами правил Теодорих Великий (471-526 гг.); судя по Иордану, до Германариха остроготы не имели достойного упоминания вождя вообще, в период же между Германарихом и Теодорихом «амелунгами» правили крайне бесцветные вожди (о них мало что известно, кроме имен33).