Катарсис. Том 2
Шрифт:
— Доброе утро, — пробормотал он, переживая вспышку радости и вины одновременно; в глубине души капитан понимал, что направился в церковь не столько из-за желания помянуть брата, сколько из-за надежды встретить е е.
— Здравствуй, — тихо ответила Шарифа, закутанная все в тот же темный платок. Затем она увидела не совсем заживший шрам на лице Никифора, и глаза ее расширились.
— Вы… ранены?!
— Пустяки, царапина. О гвоздь в темном сарае зацепился. А я вам звонил.
— Я знаю.
— Знаете? — Он удивленно посмотрел на чеченку. — Мне сказали, что вы уехали.
— Это мой дядя Муртаза… он не хочет, чтобы я…
— Понимаю. Но разве вы не свободны в поступках?
Она
— Свободна… только ничего мне не надо… извините…
— И вы не хотите ни с кем встречаться? Куда-нибудь сходить, отдохнуть, просто поговорить?
— Не знаю…
— Это уже лучше. Давайте встретимся сегодня вечером? Погуляем по Арбату, сходим в ресторан, я знаю тут недалеко уютный уголок. Часов в семь вечера вас устроит? Встретимся возле универсама.
Шарифа не успела ответить. Из церкви вышли трое мужчин: юный брат Шарифы Алан, смуглый молодой человек, небритый и мрачный, и седой старик в дорогом костюме. Увидев стоящих Никифора и Шарифу, они замедлили шаги.
— Шафа, иди домой, — угрюмо проговорил небритый.
Женщина бросила на Хмеля косой взгляд и заторопилась прочь.
— Так я буду вас ждать, — сказал ей в спину Никифор.
Шарифа не ответила.
— Эй, мужчина, — тем же угрюмым тоном сказал небритый, видимо, дядя Шарифы, — не приставай к ней больше, не надо. Понял?
Никифор медленно повернул к нему голову, окинул взглядом, так же медленно отвернулся и зашагал к воротам церкви.
— Эй, тебе говорят… — небритый не закончил.
Горло его оказалось зажатым рукой Никифора, рука вывернута за спину, тело повисло в воздухе, глаза выпучились.
— Запомни! — с тихим бешенством сказал Хмель, удерживая чеченца на весу. — Это мой город! Это моя земля! Я никому не мешаю на ней жить, но и никому не позволю диктовать, что мне делать!
Чеченец захрипел, задергался.
Никифор отпустил его, разжал пальцы. Ненависть, ударившая в голову, начала испаряться, таять, исчезать, оставляя горечь и опустошение. Захотелось тряхнуть головой и проснуться. Никифор бросил взгляд на лица старика и юноши, брата Шарифы, смотревших на него без единого слова и жеста, побрел в церковь.
Небритый чеченец, массируя горло, прохрипел ему в спину:
— Скажи спасибо, что я без кинжала!..
Никифор споткнулся, замер. Кровь отлила от щек. Одно мгновение казалось, что он бросится на парня и убьет его. Однако огромным усилием воли капитан сдержался, повернул голову к небритому и сказал свистящим шепотом:
— Скажи спасибо, что ты дядя Шарифы!..
В церкви Никифор постепенно отошел, окончательно успокоился, постоял у иконостаса, глядя на горящие свечи, и вышел. Чеченцев уже не было возле церкви. Но горечь от столкновения с ними осталась, хотя винить себя в принципе было не за что. Не он первым начал выяснение отношений.
До обеда Никифор ездил по автосалонам столицы, выбирая себе машину, — средства уже позволяли купить иномарку, — и остановился на немецком «Хорьхе» полуспортивного типа, способном развивать скорость до двухсот сорока километров в час. Договорившись с менеджером салона, что он подъедет вечером и заплатит, капитан поехал домой, размышляя, готовить обед самому или пообедать в кафе. Победила вторая идея: возиться на кухне Никифору не хотелось. Однако стоило ему появиться в квартире, как зазвонил телефон.
— Где тебя носит, капитан? — раздался в трубке голос полковника Гвоздецкого. — Срочно лети на базу!
— Я не обедал… — заикнулся Никифор.
— Потом поешь, я тебя отпущу.
— А в чем дело? Мы куда-то убываем?
— Вероятно, завтра. Все объяснения на базе.
Телефон замолчал.
Никифор подержал
Группа была в сборе, отсутствовал только сам Гвоздецкий.
— Что тут происходит? — поинтересовался Хмель, здороваясь со всеми. — Новое задание?
— А ты думал, тебя тут ждет приятное известие? — хмыкнул Лёнчик. — Пора заняться своим делом, а то у меня, к примеру, деньги кончились. — Он повернулся к Ярославу. — Давай дальше.
— Ну, вот, он и рассказывает… — начал белобрысый Ярослав.
— Если анекдот, давай сначала, — потребовал Никифор,
— Не возражаете, мужики? — оглядел всех Ярослав. — В общем, дело было так. Один крутой хлопец жалуется другому: «Я встретил трех баб и все три нравятся. Посоветуй, на какой жениться». Второй отвечает: «Ты дай каждой по пять тысяч баксов и посмотри, что они будут с ними делать. Потом и выберешь». Встречаются через месяц. Крутой рассказывает: «Первая пошла в салон красоты, прическу сделала, накупила красивых шмоток для себя и сказала: «Все будут завидовать, что у тебя такая красивая жена». Вторая, наоборот, накупила мне всякого барахла и заявила: «Я буду ухаживать за тобой, любить, и все будут завидовать, какая у тебя заботливая жена». А третья вложила эти пять штук в дело, через неделю принесла десять и говорит: «Я буду твоей правой рукой в бизнесе, мы вместе будем делать деньги, и все будут завидовать, какая у тебя умная жена». «Отлично! — похвалил приятель крутого хлопца. — Все бабы просто клад! И какую же ты выбрал?» — «Как это — какую? Конечно ту, у которой сиськи больше!»
В комнате раздался смех. Улыбнулся и Никифор:
— Старый анекдот. Расскажи лучше что-нибудь новенькое.
Ярослав с готовностью открыл рот, но в это время в помещение вошли Гвоздецкий и тихий молодой человек с полузажившими синяками и царапинами на лице, с седой прядью в волосах.
— Отставить ржать! — приказал полковник. — Знакомьтесь: Федор Маркин. Два дня назад ему удалось сбежать от похитителей, а до этого парень просидел взаперти, на одной воде, две недели. Дальше он сам расскажет.
Гость смущенно улыбнулся, переминаясь с ноги на ногу.
— Да, в общем-то, чего рассказывать… я коммерсант, торгую компьютерами… поехал в Ярославль по делам фирмы, там меня и прихватили…
— Давай, давай, не стесняйся, здесь все свои, — ободряюще кивнул Гвоздецкий.
— Прямо среди бела дня подъехала серая «Лада» двенадцатой модели, выскочили трое мордоворотов, схватили меня, затолкали в машину… очнулся я уже где-то в подвале, прикованный наручниками к трубе отопления. Там, кроме меня, еще один мужик сидел, но потом дней через пять его увели, а на его место посадили девочку лет семи-восьми. Акулиной звать… Смелая такая девчонка, ни разу не заплакала, только сжималась, как зверек, когда эти приходили. Спали мы там же, прямо на полу, ватники только кинули. В туалет выводили раз в день, точнее, по ночам, наверх выводили. Я потом понял, что подвал расположен то ли под какой-то котельной, то ли под нефтебазой. Воняло там жутко — мазутом, бензином, углем, еще чем-то… Бить стали на третий день. Один бандит, здоровый, как бык, в кожаных перчатках без пальцев, больше всех старался. Потом паяльник принес, говорит, если не заплачу сто тысяч, живым не выйду… — Маркин облизнул губы, темнея, помолчал. — Мне повезло, в подвале розетки не оказалось, не то они бы меня паяльником… А так руку только повредили — били по суставам ножкой от стула…