Катарсис. Том 2
Шрифт:
Сокол сделал круг над ним, поднялся выше деревьев, еще раз облетел хутор и стал уходить в высоту, пока не превратился в точку и не исчез.
Крутов очнулся, оглядываясь в недоумении по сторонам, не сразу вспомнив, где и зачем находится. К нему бежала Елизавета, как большая белая птица, налетела, прыгнула на грудь, зацеловала. Затем, устыдившись порыва, умчалась обратно, к бабе Евдокии и старцу, молча глядевших на Крутова.
Подошел Георгий, с любопытством глядя на Егора.
— Поздравляю, Витязь. Твой природный оберег-имя покруче моего будет, у меня был
— Все так просто… даже не верится…
— А ты хотел бы участвовать в сложнейших ритуалах с жертвоприношениями?
— Нет, но… странно все… и как же меня теперь зовут? Сокол, что ли?
— Кречет, по-древнерусски.
— А тебя?
— Стриж на древнем языке звучит как стирч. Я — Стирч. Однако называть друг друга истинными родовыми именами мы имеем право только в таких священных местах, как это.
— Кречет… — медленно произнес Крутов, смакуя слово, и почувствовал учащение пульсации крови во всех сосудах. Впечатление было такое, будто на имя откликнулось все тело. — Ну, а что дает знание своего родового имени?
— Я же говорил — защиту. В случае активного пси-нападения тебе придут на помощь все предки и даже воля природного эгрегора, в котором ты родился и вырос. Ты еще убедишься в этом, у тебя все впереди.
— Все впереди, окромя того, что сзади, — вспомнил Егор изречение Панкрата Воробьева. — Почему мне помогли найти имя только сейчас, а не полгода назад?
— Дозревал, — сказал Георгий серьезно. — Существует мнение, которое разделяю и я: чтобы узнать, что такое хорошо, надо сначала выяснить, что такое плохо. В более концентрированном виде это суждение превращается в закон: если ты не сталкивался со Злом, не можешь судить, что есть Добро.
— Ты хочешь сказать, что я теперь могу отличить Добро от Зла? Поэтому мне и разрешили присоединиться к родовому дереву?
— Не присоединиться, ты присоединен к нему с рождения, а понять свою ответственность перед Родом. Но будь осторожен в своих поисках и устремлениях, Витязь не должен ошибаться в оценке положения дел, иначе наломает столько дров, что ни один волхв не расхлебает. Зло сейчас так научилось маскироваться, рядиться в одежды Добра, что не сразу отличишь. Иди, тебя ждут.
Крутов сжал руку Георгию, подошел к старцу, бабе Евдокии и Елизавете, поклонился.
— Спасибо вам за все. Постараюсь не подвести.
— Уж не подведи, — усмехнулся старец в бороду. — Это Посвящение лишь начало, а идти тебе по дороге восстановления справедливости далеко. Волна злобы и насилия захлестывает Отечество, святыни поруганы, людям навязывается модель мира, который ужасен и жесток: все плохо, а будет еще хуже… Сознание людей кодируется этими установками, в подсознание впечатывается сценарий катастрофы, скорого конца света… так вот ты, Кречет, должен научиться воевать не только руками, но мыслью и волей, опирающейся на силу и знания предков. Помочь народу сбросить иго Сатаны и встать с колен. Готов ли ты к такой степени ответственности?
— Кто вы? — спросил
— Я тот, кто может. — Сквозь черты древнего старца на миг проступили черты юного лица, и Егор узнал волхва.
— Сергий!
— У меня тоже есть родовое летящее имя, — с улыбкой сказал «старец». — Можешь называть меня — Стерх. А теперь прощай. Пусть твой путь к Вышнему будет легок.
Крутов поклонился, а когда выпрямился — ни старца, ни бабы Евдокии перед ним не было. Они ушли по своим делам, зная законы, позволяющие обходиться им без транспортных средств.
Елизавета снова бросилась к мужу, обняла, и так они стояли некоторое время, обнявшись, молча, думая каждый о своем, пока сзади не раздалось деликатное покашливание.
— Ну, я пойду?
Крутов оглянулся на Георгия, отстранил жену.
— Неплохо было бы посидеть за столом, отметить Посвящение. Или ты торопишься?
— Пойдемте с нами, я вас блинами угощу, — присоединилась к мужу Лиза.
— Дел по горло, — заколебался Георгий, — но от блинов, пожалуй, не откажусь.
Крутов бросил взгляд в небо, ища глазами гордую птицу, и ему показалось, что он встретил ответный острый взгляд сокола.
Назад они возвращались на машине Георгия — зеленого цвета «Ладе» сто одиннадцатой модели, а на въезде в Ковали встретили бритоголового монаха в черной рясе.
— Этого-то зачем сюда понесло? — оглянулся Крутов, не ожидавший увидеть в родных местах представителя Братства Черного Лотоса.
— Действительно, странно, — согласился Георгий, также провожая пристальным взглядом крутоплечего молодца с серьгой в ухе.
— Что это вы всполошились? — удивилась Елизавета. — Молодого батюшку не видели?
— Это особый батюшка, — проворчал Крутов, вылезая из машины первым. — Не хотел бы я видеть его в Ковалях.
— Да почему?
— Она не знает о жуковском храме Лотоса? — посмотрел на Егора Георгий.
— Не было случая рассказать.
— Ну-ка, выкладывайте свои секреты, — рассердилась Лиза. — О чем идет речь? Почему вы так забеспокоились, увидев этого монаха?
— Ты обещала блины, — попытался Крутов перевести разговор на другую тему.
— Они готовы, баба Аксинья уже напекла. Сейчас накрою стол, и вы все расскажете. Лиза убежала в спальню переодеваться.
— Вот хорошо, что зашли, — обрадовался дед Осип, встречая гостя и не обращая внимания на его белоснежный наряд. — А я гадаю, чья это самобеглая коляска к нам завернула? Небось не завтракали? Располагайтесь на веранде, я к вам присоединюсь, проголодался с утра.
Гость и хозяева уселись за стол на веранде, Лиза быстро заставила его снедью: блины, сметана, мед, варенье, чай, — и они принялись трапезничать под добродушное ворчание Осипа, любившего критиковать деятельность нового правительства и плавно переходившего на местную власть. Когда он немного подустал, Елизавета толкнула Егора локтем: