Катары
Шрифт:
Мирей произнесла эти слова, не заметив, как больно было это слышать Пьеру. Он-то никогда не мог ни в чем рассчитывать на отца. А когда встретил его, тут же и потерял — так же стремительно, как в день его бегства. Всех воспоминаний осталось — один обед да куча недобрых слов.
— Ну вот, — сказала Мирей, чувствуя себя немножко неловко. — Потом я от него ушла. Хотелось пожить самой, а главное, ему не быть обязанной. Иногда мы с ним пересекались, но я его никогда не искала. Просто случайно сходилось.
— А про меня знала?
— Нет. Даже не знала, что у него был сын. Морис жил по разным бумагам, я даже фамилию Ле Биан забыла. Только позавчера он мне все рассказал, и я узнала, что я тебе сестра.
Мирей произнесла это слово как ни в чем не бывало. А ведь она еще никогда его произносила. Пьер повторил его про себя: «Сестра». У него была сестра. Пять минут назад он мечтал о любви, а вот теперь он рядом с сестрой.
— Где же ты пряталась? — спросил он.
— Здесь. Тут же тихо, разве нет?
Ле Биан немножко помолчал и громко спросил:
— Но ты не Филиппа?
— Филиппа? Не знаю Филиппы, — так же нервно ответила она. — Я пряталась!
— От кого пряталась? Зачем?
— Пьер, тут чудные дела творятся. Такие страсти — ты не представляешь! В общем, не знаю почему, но они не хотят говорить, это точно.
— Не хотят? Кто не хочет?
— Да полно таких, — загадочно ответила Мирей. — Знают какие-то тайны и не хотят выдавать. И не одна овчарка немецкая молчит в тряпочку.
У Мирей, совершенно явно, что-то было на сердце против бывшей хозяйки. Ле Биан не стал об этом говорить: ему надо было знать другое.
— Что тебе говорил Морис? Ты что-нибудь знаешь, кто его убил?
— Морис мне сказал, чтоб я в это лучше не лезла. А еще сказал только, что знает кое-что, о чем другие хотели бы забыть, но ему это полезно для дела. Вот и все.
— Он кое-что знает, — задумчиво сказал Ле Биан. — Ты была в курсе, что он продавал еврейские собрания?
Мирей ничуть не удивилась.
— Я же говорила: ясно он про свои дела никогда не говорил, а что дела не очень чистые, я знала. В общем, короче, — так я и знала!
Девушка замолчала. Казалось, она устала от своего рассказа. Молодой человек новыми глазами смотрел на вновь обретенную сестру.
— И что мы теперь будем делать?
— Мы? — удивилась Мирей. — Как ты, я не знаю, а я вот что: дам деру отсюда. Тут для меня воздух нехорош становится. Хочешь, совет дам? Ты тоже сваливай.
— Не моху
— Почему? Тоже клад, что ли, нашел?
— Нет: я напал на след человека, который искал Грааль. Все думают, что он его не нашел, а у меня есть доказательство, что он был у цели. Или совсем рядом.
— Это твой бош, что ли? Чокнутый Ран?
Ле Биан посмотрел
ГЛАВА 44
В третий раз за этот день Шеналь постучал в дверь Ле Биану, и в третий раз ему никто не ответил.
— Господин Ле Биан! — опять позвал его хозяин. — Я вам поесть приготовил. Вам обязательно понравится. Вот увидите, это очень просто. Всего лишь бутербродик с гусиным паштетом, который мне прислал кузен из Миранды. Потом скажете, как это вам!
Никто в комнате не шелохнулся, но Шеналь не признал себя побежденным. Он забарабанил в дверь:
— Это, конечно, не мое дело, но я очень прошу вас выйти! Вы уже двое суток сидите в номере! Если я могу вам чем помочь — скажите! Мы с женой уже сильно беспокоимся!
Послышался звук поворота ключа в замке, а резной брелок в форме альбигойского креста стукнул о дверь. Хозяин успокоился: перед ним появился Ле Биан, весь изможденный, лицо скрывала двухдневная щетина. Шеналь, не дожидаясь приглашения, вошел в номер и поставил поднос на стол. Комната была погружена в полумрак; хозяин отворил ставни и впустил в нее яркое солнце. Ле Биан, не ожидавший внезапного потока света, зажмурился и сел на кровать.
— А знаете, как вы огорчили нашу замечательную горничную? — продолжал Шеналь, притворяясь, что сердится. — Она говорит, что не может прибрать ваш номер, и даже боится, не найдет ли вас мертвым. Заставили вы нас переживать, можете радоваться!
— Простите, — неловко пробормотал молодой человек.
Шеналь взял стул, стоявший у маленького столика, игравшего роль письменного стола. На этом столике лежала гора бумаг: какие-то выписки, наброски плана Монсегюра, тут же и книги, взятые в библиотеке, и газетные вырезки. Хозяин поставил стул возле кровати, рядом с гостем, и сел, положив руки на изголовье.
— Пьер, — заговорил он, словно с родным. — Я знаю: то, что я вас хочу спросить, меня не касается. Но я, понимаете ли, отношусь к вам не как к обычному клиенту.
Вы интересуетесь нашим краем; вы понимаете, что я всю жизнь обожал эти дивные места. А я-то вижу, с вами что-то не так, и хотел бы помочь вам, да вы мне сами не даете: сидите круглые сутки запершись в номере и ни слова нам не хотите сказать. Вы не одиноки, Пьер!
Последние слова по-особому отозвались в уме Пьера. В этом-то и было все дело: он чувствовал себя одиноким. Очень одиноким.
— Это история долгая, — ответил Ле Биан. — А самая странное, по идее все это для меня должно быть совсем чужим, а на самом деле я все время возвращаюсь к своему прошлому.