Катастрофа на Волге
Шрифт:
Уже на следующий день прибыл самолет связи. Понадобилось четыре солдата, чтобы втащить огромные ящики в мой блиндаж. Ящики заняли так много места, что я едва мог повернуться. Обер-фельдфебель Кюппер открыл их топором. Они были доверху наполнены хорватскими военными медалями.
— Лучше всего, господин полковник, если мы перешлем ящики 100-й егерской дивизии, — сказал Кюппер.
— Это бессмысленно. Они не будут знать, что с ними делать. Я поговорю с генералом Паулюсом.
За ужином я рассказал о выпавшем на долю армии подарке. Мой рассказ вызвал не только общий смех, но и возмущение тем, что драгоценное место в самолете было использовано не для продовольствия.
— Я могу привести в связи с этим примеры, от которых волосы становятся дыбом, — заявил обер-квартир-мейстер фон Куновски. —
— Хорошо, Куновски, — вмешался в разговор Паулюс. — Я тоже попрошу Манштейна позаботиться, чтобы в будущем такие безобразия не повторялись. Мне кажется, что Баадер потерял всякое влияние на наше снабжение. Надо подумать о том, чтобы направлять на базовые аэродромы более подходящих офицеров, которым наше положение знакомо по собственному опыту. Прошу вас, Шмидт и Куновски, подумать над этим и представить мне предложения.
Приказа об операции «Удар грома» нет
Прошло несколько дней, но ожидавшегося от Манштейна приказа о начале операции «Удар грома» все не было. Паулюс и Шмидт ежедневно говорили со штабом группы армий «Дон» по радио на микроволнах. Как и в прежние дни, я слушал и стенографировал большинство переговоров, которые вел Паулюс. Манштейн, как и прежде, избегал отвечать на вопросы, касавшиеся положения вне котла. Паулюс каждый раз злился. [64]
22 декабря связь с внешним миром прервалась. По-видимому, наши войска, оборонявшиеся по нижнему течению Чира, отошли к югу или западу.
64
Под кодовым названием «Удар грома» был зашифрован второй этап операции «Зимняя гроза». По условному сигналу от Манштейна 6-я армия должна была частью сил нанести удар навстречу армии Гота, прорывая внутреннее кольцо окружения советских войск, и одновременно основными силами начать отход от рубежа к рубежу, оставляя Сталинград.
Как следует из достоверных источников, Манштейн был не против того, чтобы 6-я армия нанесла удар навстречу 4-й танковой армии, но он не разрешал Паулюсу одновременно с этим начать отход из Сталинграда.
Так день за днем проходили в бесполезных разговорах и бездействии. Командование 6-й армии ожидало спасительных приказов сверху. А в это время погибали в боях, замерзали, умирали от голода новые и новые тысячи солдат, все более слабела жизненная энергия тех, кому пока удалось остаться в живых. Паулюс и его штаб главную причину нараставшей катастрофы видели в упрямстве и недобросовестности Гитлера и вышестоящих командных инстанций. Несомненно, значительная часть вины падала на них. Однако не являлось ли само командование армии, послушно решившее держаться до конца, хорошо функционировавшим рычагом всего командного механизма, рассчитанного на уничтожение людей? Не превращалось ли оно благодаря этому в соучастника преступления?
Тогда такая постановка вопроса и тем более мысль о соучастии нам и в голову не приходила. Мы были продуктом прусского солдатского воспитания, привыкли повиноваться, подчиняться отданному приказу даже в том случае, если он оказывался бессмысленным, преступным, варварским по отношению к нашим войскам. Главное — в нас не была воспитана способность критического политического мышления. В сталинградской катастрофе мы видели тогда главным образом следствие определенных военных ошибок высшего командования. Нам не приходило в голову, что начатая гитлеровской Германией Вторая мировая война в целом была преступлением не только по отношению к народам, на которые мы напали, но и по отношению к немецкой
Рождество в окружении
Это было печальное Рождество. 24 декабря, около 18 часов, по радио пришло сообщение, что Гот вынужден начать отход. Мы были поражены, как ударом. Когда несколько позже мы собрались у Паулюса на ужин, он коротко упомянул о провалившемся деблокирующем наступлении Гота и крушении всего южного участка фронта. Он говорил о тяжелой угрозе, создавшейся для группы «А» на Кавказе, и о серьезности нашего собственного положения. [65] Несмотря ни на что, мы не должны терять надежду. Сказав немного о значении праздника Рождества, Паулюс закончил следующими словами:
65
15 декабря в состав Сталинградского фронта была передана из резерва Ставки 2-я гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, которая первоначально предназначалась для ликвидации окруженных, 2-я гвардейская армия была выдвинута на рубеж реки Мышкова правее оборонявшейся здесь ранее 51-й армии генерал-майора Н. И. Труфанова. Эта армия тоже была усилена механизированными войсками. Попытки Гота после этого прорвать оборону советских войск на рубеже реки Мышкова остались безуспешными.
В оборонительных боях с 12 по 23 декабря войска Сталинградского фронта воспрепятствовали деблокирующей группировке врага выйти на соединение с окруженными. Противник добился лишь незначительного успеха, продвинувшись на направлении главного удара до 60 км. Уже к 23 декабря армия Гота понесла значительные потери, было уничтожено до 250 танков и до 60 % моторизованной пехоты.
24 декабря войска двух упомянутых советских армий перешли в контрнаступление. За время с 24 по 31 декабря они продвинулись на 100–150 км, армия Гота поспешно отходила, потеряв убитыми и пленными 16 тыс. солдат и офицеров. Советские войска захватили 70 танков, 347 орудий и минометов, 20 самолетов и другое вооружение и имущество. В итоге расстояние, отделявшее окруженную группировку от внешнего кольца окружения, достигло 200–250 км. Советские войска заняли город Котельниково и получили возможность развивать наступление на Ростов.
— Вот и мы собрались сегодня за столом, чтобы вспомнить наши семьи, которые в этот час мысленно вместе с нами.
Резкое противоречие между страшной действительностью войны и мирным рождественским праздником невозможно было устранить словами. В тот вечер каждый чувствовал это. Поэтому праздник был очень печальным, в бункере царила почти могильная тишина. Несколько горевших на столе свечей должны были заменить украшенную стеклянными шарами и мишурой елку. Около каждой тарелки лежали две сигареты и две-три шоколадные конфеты, которые генерал Паулюс взял из большой коробки, присланной ему из Румынии.
Почта из Германии не поступила. Не раздавали ни посылок, ни писем. Сильная снежная метель почти совершенно прервала авиасвязь. Я представил себе жену и дочь, как они еще за четырнадцать дней, а то и за три недели отнесли на почту адресованное мне любовно упакованное рождественское послание. Оно так и не дошло до меня. Я ничего не писал родным о нашем безнадежном положении; я знал, как до сих пор тяжело страдает моя жена после смерти нашего сына Гейнца. Несмотря на это, они, конечно, предчувствовали, что между Волгой и Доном надвигается катастрофа.
Вопреки обыкновению, в этот вечер мы расстались вскоре после ужина. Каждому хотелось остаться наедине со своими мыслями или же посидеть еще немного со своими ближайшими сотрудниками. Мои подчиненные ожидали меня в комнате, служившей канцелярией. Весело трещавший в печи огонь создавал некоторый уют. Я приготовил для каждого маленький подарок: несколько сигарет или сигару, пару галет или печений, завернутых в газетную бумагу. Адъютант группы армий полковник фон Вердер прислал мне две бутылки коньяку, которые я поставил на стол. Лучшим подарком была маленькая елочка, которую один из унтер-офицеров извлек из полученной три дня назад посылки от жены. Обер-фельдфебель Кюппер пожертвовал несколько свечей из своих заботливо сохраняемых запасов.