Катастрофа. Бунин. Роковые годы
Шрифт:
– Пусть так – Совнарком! – Он обводит глазами, красными от недосыпа, присутствующих и опять вскидывает голову к плечу. – Лев Давидович, браво! Вот мы вас и сделаем первым наркомом – внутренних дел. Это сейчас важнейшее!
Дзержинский согласно кивает:
– Правильно! Борьба с контрреволюцией сейчас самое важное.
– Характер у тебя, Лев Давидович, крутой, справишься! – лукаво усмехается Зиновьев.
Троцкий отрицательно качает головой, и его свояк Лев Каменев уговаривает:
– Уверяю, что лучшего министра
Каменев женат на Ольге Давидовне, сестре Троцкого. У них есть милейший мальчуган, которого они зовут нежно – Лютик. Пройдет немного времени, и эта славная семейка въедет на жительство в приведенный в порядок после бомбардировки Кремль. Здесь же, по соседству, поселятся Луначарский и популярнейший поэт и обладатель громадного собрания редчайших книг Демьян Бедный. Будут жить во дворцовом коридоре, прозванном Белым. Охранять их станет несколько постов часовых. Охранять от народа, в любви к которому они всю жизнь клялись, но который они ненавидели и которого боялись.
Каменев продолжает:
– Лев Давидович, соглашайся! Не справишься – поможем!
– Главное, без слюнтяйства, – советует Дзержинский. – Буржуазное происхождение – уже преступление. Среди них много умников развелось. Надо защищать пролетарскую революцию.
Ленин вдруг заговорщицки хихикает:
– А у нас революция пролетарская?
Все разом смеются. Больше всех заливается сам Ильич. Смеется и Крупская, которой только сегодняшним утром муж сделал нахлобучку за то, что на заседаниях красных вождей она по бабьей глупости лезет все время вперед. Переживая теперь ужасные мучения, она молчала все совещание – как рыба. Но теперь не выдерживает, задорно и неожиданно для всех кричит:
– Мы раздуем огонь на весь мир! Как дважды два… Да здравствует мировая революция!
Новый взрыв хохота. Все любят Надежду Константиновну, хоть она немного глуповата. Но Крупская – настоящая большевичка. И отличный – гораздо сильнее Ильича! – организатор.
– Против мировой революции не спорю, но этот пост не займу! – решительно заявляет Троцкий. Он отлично понимает его паскудность. В стране разруха и бандитизм, которые – легко догадаться! – станут в ближайшем будущем лишь увеличиваться. Так зачем ему нужна эта головная боль?
– Почему вы не цените наше доверие? – вдруг строго спрашивает Ленин.
– Я ценю. Однако я еврей.
– Ну и что? – запыхтел Ленин. – Тут почти все евреи сидят. Так их и наркомами не назначать? Один глупый еврей стоит больше, чем два русских умника.
– Умоляю вас, Владимир Ильич! Внутренние дела – такой участок, что с еврейской национальностью никак нельзя. Давайте Сталина назначим.
Троцкий откровенно недолюбливал Сталина, справедливо подозревая его в антисемитизме. Вот теперь он хотел поставить его на собачью должность, на которой он свернет себе шею.
– Нет, Сталина нельзя! – вмешался
Ленин согласился:
– Наш грузин – чудесный человек, но слишком либеральный. К тому же я хочу поставить его к важному делу – руководить национальными делами.
Все согласно закивали: должность незаметная, на нее никто не претендовал.
В разговор вмешался Рыков:
– Назначим Льва Давидовича наркомом путей сообщения – это тоже ответственный участок.
Ленин уперся на своем:
– Нет и нет! Лев Давидович должен служить нашему делу с максимальной пользой. Лучшего организатора по борьбе с саботажем и контрреволюцией – принципиального и жесткого – нам не найти. По сравнению с этой задачей ваше еврейство, Лев Давидович, сущий пустяк!
– Дело-то, быть может, великое, да дураков в России пока хватает! – спорит Троцкий.
– Да разве мы должны по дуракам равняться? – кипятится Ленин.
– Равняться не равняться, а маленькую скидку на глупость россиян делать необходимо. Зачем нам эта головная боль?
Вдруг поднялся Сталин:
– Мнение народа учитывать надо, в этом товарищ Троцкий абсолютно прав. – Голос его звучал спокойно и убедительно. – Зачем с самого начала осложнения? И так говорят про вас, что германские шпионы. И еще, что октябрьский переворот – дело всемирной еврейской мафии.
Все неловко замолчали. Лишь Ленин сердито зыркнул глазами:
– Мы собрались здесь, товарищ Сталин, вовсе не для обсуждения буржуазной болтовни и контрреволюционных сплетен, за которые надо ставить к стенке без суда и следствия.
– Это не просто болтовня, – произнес Сталин. – Пока в мире существует капитализм, существуют порожденные им нации. Стало быть, существует национальная рознь. Не учитывать это – значит впадать в эйфорию. – Сталин не спеша огляделся и медленно продолжал: – Когда мы добьемся полного равноправия всех наций? Лишь тогда, когда ликвидируем национализм и национальную вражду. К сожалению, процесс этот сложный и очень долгий. Наше поколение, как справедливо заявляет товарищ Ленин, будет жить при коммунизме. Но увидит ли наше поколение исчезновение национальной розни? Очень сомневаюсь. Так что товарищ Троцкий абсолютно прав: с национальным вопросом пока считаться надо.
Сталин медленно, с чувством собственного достоинства опустился в кресло.
Ленин, криво усмехнувшись, с иронией бросил:
– Спасибо, товарищ Сталин, за интересную лекцию. Но прежде чем ликвидировать национализм, нам надо ликвидировать наших многочисленных врагов. Иначе… – И он красноречиво провел ладонью перед своим горлом.
В разговор вступил Свердлов. Из его плоской груди то и дело рвется сухой кашель.
– Пусть Троцкий – кх, кх, кх! – берет иностранные дела… кх, кх…