Катенька

Гаркалин Валерий Борисович

Наконец, «Ширли-мырли» досняли, смонтировали и в 1995 году картина предстала перед зрителями. Понятно, мы очень волновались — слишком многое стояло на кону. Но победа была безоговорочная, насколько это возможно в данном жанре.

Всегда находятся недовольные, обвиняющие создателей в пошлости, в отсутствии вкуса, в том, что им не смешно… и прочих смертных грехах. Нас такая реакция не миновала. Но народ картину принял безусловно, всей душой и, как я думаю по прошествии почти двадцати лет, вполне справедливо. А я моментально превратился из артиста узнаваемого в человека очень популярного, которому в спину, а порой и в лицо, начали цитировать фразы из «Ширли-мырли». Так как это продолжается до сих пор, то думаю, что трудились мы не зря.

Популярность

Поначалу моя популярность меня очень радовала,

я наслаждался народным вниманием, с удовольствием раздавал автографы, фотографировался с желающими. Меня начали приглашать на различные ток-шоу и презентации, брать многочисленные интервью, делать про меня телепрограммы. Я всегда настаивал, что артисты, заявляющие, что их не волнует либо сильно тяготит слава, лукавят. Собственно говоря, признание, популярность — это вполне естественный результат актёрской профессии, свидетельство того, что человек прилично справляется со своими обязанностями. Понятно, что во времена телевидения и тотального пиара, когда раскруткой не безвозмездно занимаются целые профессиональные коллективы, ситуация с популярностью значительно изменилась. Возникли целые группы, определяемые странным термином «медийные лица». Люди позиционируются не как артисты, певцы, музыканты, художники, врачи либо адвокаты, а именно как «медийные лица». Это в чистом виде результат раскрутки в медиа-пространстве. И в основном речь идёт о людях, реально не преуспевших в своём деле. Меня это не слишком смущает. Достаточно им два месяца не появляться в телевизоре, как их забывают, причём навсегда. Правда, конкретно в нашем деле эта история играет очевидно отрицательную роль. Многие продюсеры стали непременно включать в свои кино- и антрепризные театральные проекты «медийные лица». Им кажется, что это увеличивает продажу билетов. Скорее всего, это так, иначе продюсеры не рисковали бы своими деньгами, но актёрская профессия в подобных проектах отчётливо девальвируется.

Сегодня, пожалуй, меня популярность уже не слишком греет. Я не хочу разыгрывать из себя этакого утомлённого славой любимца публики. Успех всё равно необходим артисту как воздух. Не придумано пока иного мерила его деятельности, чем признание людей. Всё, что мы делаем, делается для публики, для зрителя. Нет зрителя — не существует и спектакля.

Вряд ли нашлось бы много охотников сутками репетировать, насилуя свою природу, изначально зная, что никто не увидит результата твоего труда. Подобного мазохизма я среди своих коллег не наблюдал. Кинолента ещё может быть востребована через годы, чему мы были свидетелями в конце 1980-х, когда с полок было снято множество прекрасных картин, попавших туда по идеологическим причинам. Уверен, выйди эти ленты вовремя — они бы гораздо больше дали искусству и современникам, возможно, определённым образом поменяв либо уточнив вектор развития культуры. О спектаклях сказать этого нельзя. Только здесь и сейчас либо произошло либо нет. И если нет, то потом долгие бессонные ночи, подробное копание в себе, дабы понять, где ошибся, недоработал, пожалел себя.

А уж как зрители выражают одобрение актёрской работе зачастую зависит не от нас, артистов. Но сегодня, после всех случившихся со мной несчастий, мне не очень хочется публичности. Порой я совсем не готов к повышенному вниманию, не могу соответствовать людским ожиданиям. Просто хочу побыть наедине с самим собой.

А то ведь доходит до анекдотических ситуаций. Мы прилетели с Катенькой на берег Гоа. Это было много лет назад, когда он ещё не пользовался повышенным вниманием наших соотечественников. Мы выбрали это место, не только ублажая нашу страсть к путешествиям, новым местам и впечатлениям, но и в надежде побыть одним, отдохнуть от постоянной суеты, от необходимости общаться с кем-то. Нам это не удалось. Уже в первый день нашего отдыха у меня попросили автограф прямо в море… А ещё как-то мы зашли с Катенькой в малюсенькую лавочку в Латинском квартале в Париже. Непонятно откуда в секунду туда набежало множество российских школьников, находившихся, как выяснилось, в столице Франции на экскурсии, создав в лавчонке полный аншлаг. Все они, к удивлению продавца, кинулись ко мне. Приятно стать парижской туристической достопримечательностью, но, думаю, в этом городе существует много того, что стоит посмотреть и без артиста Гаркалина…

Я уже не говорю о праздновании 2000 года, ошибочно или по злому умыслу назначенного началом нового тысячелетия. Мы с Катенькой и Никусей решили не ехать в дальние страны, а встретить поразительную

дату дома, в Москве, в собственной квартире. Ночью пошли прогуляться, посмотреть, как празднуют это событие москвичи. Погулять нам не удалось. Со всех сторон к нам кинулись земляки с бутылками и закуской, требуя выпить с ними и принять участие в их веселье. Нам пришлось поспешно ретироваться. Только оказавшись в своей квартирке, мы смогли успокоиться и начать получать удовольствие от жизни, пытаться предугадать, что принесёт нам двойка, с которой для многих и многих поколений будет теперь начинаться каждый год в мире, ведущем свой календарь от Рождества Христова.

Всё хорошо в своё время, включая славу и признание. Хотя могу с уверенностью предположить, что день, когда мои сограждане перестанут узнавать меня, не станет самым счастливым в моей жизни. Вот тогда-то меня замучают ещё более мрачные мысли. Такова уж артистическая природа. «Нам всегда чего-то не хватает…», — как пелось в популярной некогда песне.

Первые потери

1994 год принёс мне не только радость от работы в театре и кино, но и первую настоящую потерю. Скончалась моя любимая мамочка. Она была ещё совсем молодой женщиной, ей было только 59 лет. А я был взрослым успешным сорокалетним мужчиной, как оказалось, совершенно не готовым к потерям. В моём сознании как-то отсутствовало понимание того, что люди смертны, включая и самых близких.

Сколько я уже переиграл умирающих героев на сцене, сколько потерявших кого-либо! Но совсем не экстраполировал это на себя. Искусство само по себе, там страсти, смерти, страдания, а жизнь — сама по себе, в ней всё должно быть по-иному, благостно.

Мы с Катенькой пытались и жизнь в нашем доме так выстроить, чтобы не было ни одного слова на повышенных тонах, чтобы — как бы тебе ни было плохо на душе — улыбаться. Не для себя, для дочки. Дабы все мерзости бытия Никуся могла познать попозже, чтобы выработала положительный взгляд на мир, столь характерный для нас с Катенькой. Надеюсь, мы в этом преуспели. Но обойти смерть не удалось. Не случилось. Позже именно Ника приняла на себя основной удар при Катенькиной кончине. Но об этом я ещё расскажу.

Оказалось, что в жизни всё как в искусстве: люди, даже собственные родители, смертны, причём, как заметил классик, смертны внезапно. И разыграть историю заново не представляется возможным, всё происходит раз и навсегда. Остаётся только тупая боль утраты и совсем не наблюдается никакого катарсиса. Я ощущал себя обманутым. Только напряжённая работа позволила мне не впасть тогда в длительное уныние, но благостная картина мира в моём сознании подверглась довольно значительной корректировке.

И снова об антрепризе

Во второй половине 90-х годов я особенно интенсивно занялся работой в антрепризе. Возможно, как я уже говорил, тому была причиной моя длительная невостребованность. Надо признать, что страх оказаться без новых ролей жив во мне до сих пор. Хотя уже много лет я гораздо чаще отказываюсь от предложений, чем принимаю их, но годы отлучения от театра не прошли даром. И стоит некоторое время мне не быть задействованным в новых ролях, как у меня возникает паника, что всё кончено, и я никому уже не нужен. К счастью, исчезает это состояние довольно быстро, при первом же новом обращении ко мне. Не исключено, что в то время приглашать меня стали гораздо чаще после однозначного успеха «Ширли-мырли». Моё имя на афишах после фильма стало самоценно, и продюсеры, что естественно, пытались этим воспользоваться.

Но хотелось бы верить, что в основе всё-таки лежали моё возросшее профессиональное мастерство и желание коллег сотрудничать со мной. Опять же тут не было ни малейшего меркантильного умысла, а только ощущение своих сил и стремление как можно больше работать. Понятно, что это оплачивалось, но заработок был безусловно вторичным по отношению к самому процессу репетиций и сценическому результату.

Это был очень счастливый период в моей театральной биографии. Практически все спектакли того времени ставились с участием близких для нас с Катенькой людей — актёров и режиссёров. Мне же выпала двойная удача. Я встретил актрису, которая на долгие годы стала моим любимым и незаменимым партнёром, блистательную и неподражаемую Татьяну Васильеву. Сколько радости доставило мне общение с ней на сцене, да и в жизни! И в этой книге я не раз буду вспоминать о наших с Таней работах.