Катенька

Гаркалин Валерий Борисович

В следующем 1998 году мы выпустили несколько премьер. Одна из них оказалась знаковой. Речь идёт о спектакле по пьесе замечательного драматурга, а теперь ещё и моего близкого товарища Петра Гладилина «Ботинки на толстой подошве». Поставил его Роман Козак в рамках всё того же театрального агентства «Арт-Партнёр XXI век». Мне там досталась роль Калошницы, а партнёром стал мой любимый друг Александр Феклистов. Спектакль шёл более десяти лет, что само по себе для антрепризы результат поразительный, и мог бы идти до сих пор. А его «знаковостью» для меня стало то, что именно во время этого спектакля у меня случился первый инфаркт. Возможно, только благодаря Сашиной расторопности я до сих пор жив и могу писать эту книгу. Но об этом я расскажу чуть позже.

1999 год ознаменовался новым проектом,

где была задействована почти вся наша компания. Мы поставили пьесу израильского драматурга Йосефа Бар-Йосефа «Золото». Мне досталась роль Аарона, а мою идише-маму играла Таня Васильева. Спектакль был решён как единое музыкально-драматическое действо. В нём наравне с нами работал прекрасный коллектив, ныне называющийся «Арт-группа Хор Турецкого», а тогда ещё это был Московский камерный еврейский хор. Режиссёром стал Роман Козак, а происходило всё по инициативе продюсерского центра «Аметист». К сожалению, мы довольно быстро вынуждены были разделиться с музыкантами Михаила Турецкого: российские регионы не могли оплачивать стоимость проекта. Прекрасное исполнение музыки хором начало звучать в записи. Сам же спектакль прожил много лет.

На этом примере мне хотелось бы ещё раз отметить, что именно в свободных проектах, лишённых государственного финансирования, искались новые зрелищные формы, актуальные, интересные и принимаемые зрителями. Именно в антрепризе режиссёры и актёры оттачивали своё мастерство, играя и ставя то, что им интересно и нравится, а не потому, что так сложилось по чьей-то воле распределение ролей. Если же материал нравится артистам и создателям спектакля, шансы на то, что он окажется близок и зрителям неимоверно возрастают.

Это такие своеобразные сообщающиеся сосуды — зрители и творцы, творцы и зрители. Они должны соответствовать друг другу, иначе театр почему-то не получается. Это совсем не значит, что все достойные сценические творения всегда адекватно принимаются зрителями. Не все и не всегда. Такого не может, да и не должно быть. Люди разные, их интересы, вкусы, пристрастия очень часто не совпадают. И тогда, хоть это порой бывает крайне огорчительно, спектакль надо снимать и искать иной материал, дабы достучаться до публики. Никакой иной дороги пока не придумано. Самое же бессмысленное, что можно делать в таком случае, это стенать о том, что народ нас не понимает, не дорос до нашего искусства. Спектакль не книга и не картина, которая может пролежать сто лет, а затем наконец-то будет принята читателями и зрителями. Он может существовать только в живой связи со зрительным залом. Другой формы его существование за тысячелетия развития театра не возникло.

В конце тысячелетия

В последний год XX века мне довелось поучаствовать в выпуске сразу нескольких премьер вне рамок службы. Судьба двух из них сложилась не слишком удачно, хотя обе постановки мне очень нравились, герои, которых я играл, были для меня новыми и по рассказам очевидцев я вполне успешно справился с ролями.

Одну из пьес написал взошедший в ту пору на наш театральный небосклон Евгений Гришковец. Она называлась «Зима» и мне досталась роль Солдата № 2. Моим партнёром стал тогда ещё не слишком известный, ныне, увы, покойный Андрей Панин. Поставил спектакль Виктор Шамиров в продюсерском центре «Аметист».

Работать с Андрюшой было подлинным профессиональным счастьем. Надо было всё время дотягиваться до его уровня, что, поверьте, было делом очень непростым. Его реакции всегда оказывались столь неожиданными и новыми, что у меня постоянно было ощущение свежести драматического материала. (Трагическая смерть Андрея потрясла меня, выбила из колеи надолго — список незаменимых, так рано ушедших из жизни, пополнился ещё одним артистом уникального, неповторимого дарования.) Спектакль же продержался несколько лет, но катался относительно мало и не был особенно любим публикой. Почему так произошло? У меня нет разумного объяснения. Что-то не сложилось. Хотя, повторяю, мне и пьеса, и постановка очень нравились. Я чувствовал себя вполне комфортно в рамках этого проекта. А ведь некоторые, более проходные вещи годами находят своего зрителя. Вот этим-то, повторю ещё раз, жестока, но справедлива антреприза: вещи, на которые не существует

потребителя, не имеют права на жизнь. Каждый вступающий на зыбкий антрепризный путь, должен смириться со столь грустным, но безусловным постулатом.

Второй спектакль был по пьесе нашей с Катенькой любимой подруги Ганны Слуцки «Новый». Это был первый театральный опыт Тиграна Кеосаяна, прекрасного кинорежиссёра, с которым я много работал в кино. Делал проект Тигран в рамках собственной кинокомпании, что, возможно, было ошибкой. Я играл главную роль, тёзку Валерия. Вообще с пьесой «Новый», которая, на мой взгляд, является одной из лучших, глубоких и пронзительных произведений для театра нашего времени, у меня всю дорогу возникали какие-то проблемы, совсем от меня не зависящие. Ещё в начале 90-х годов, после отъезда Ганны из Союза, мы с Мишей Зонненштралем начали её репетировать. Миша придумал потрясающее решение, мы получали подлинное наслаждение от репетиций, спектакль обещал стать настоящим хитом. Но что-то не срослось в Театре Сатиры, спектакль не дали доделать и не выпустили к зрителям. Потом я сыграл десятки ролей в театре и кино, многие из которых — роли мирового репертуара. Но и сегодня я физически помню то ощущение времени (дело в пьесе происходит летом 1972 года, во время пожаров под Москвой), которое мне передал Миша Зонненштраль, а я пытался по мере таланта воплотить на сцене. И каждый раз вновь осознаю, как невосполнима потеря Миши для нашей сцены. Да его ли одного?..

К репетициям с Тиграном в свете вышесказанного я приступил с некоторой опаской. Как победить жившие во мне ощущения от некогда незавершённой, но очень любимой работы? Однако Тигран решил образ, да и всю пьесу совершенно иначе. Репетировать с ним было на редкость легко. Он, как и в кино, всегда знал, что хочет получить от актёров и добивался этого со всей присущей ему страстью.

Этот спектакль, не в пример «Зиме», очень нравился зрителям. Но сценическая судьба его также не сложилась. Тигран был занят своими проектами в кинематографе, к театральному прокату он не имел никакого отношения, а отдать своё детище кому-то чужому не решился. Спектакль был вскоре снят, о чём я жалею до сих пор. У него был огромный потенциал, он мог играться долгие годы. А когда теперь возникают разговоры о постановке «Нового», я понимаю, что Валерия мне уже не сыграть. Для меня там существует другая, возрастная роль. Моё время ушло. Но такова актёрская жизнь, рисковая и скоротечная.

Третий проект того года в корне отличался от всего, что я делал ранее. Я не имею в виду неожиданность литературного материала, новость актёрской задачи или иной режиссёрский взгляд на сценическое существование. Дело в том, что мой мастер по ГИТИСу Вячеслав Анатольевич Шалевич, у которого я ещё и работал педагогом на одном из его курсов, пригласил меня в Театр имени Рубена Симонова, который возглавил незадолго до того, сыграть роль Духова в пьесе «Козлёнок в молоке» Юрия Полякова. Ставил спектакль Эдуард Ливнев. Вячеслав Анатольевич не скрывал, что ему нужен единомышленник, да ещё и с раскрученным именем. Понятно, что я не только не мог отказать своему учителю, а почёл за честь принять участие в спектакле. Я уже давно его не играю, спектакль же до сих пор жив, что меня радует. Хоть чем-то я смог отблагодарить своего мастера за науку и заботу. А ведь очень многим я так и не успел отплатить за их участие в моей судьбе, и мне сегодня остаётся только глубоко сожалеть об этом.

Расставание с Сатирой

Всю вторую половину 90-х годов меня достаточно активно снимали. Но повторить успех «Ширли-мырли» ни разу не удалось, да, вероятно, это было и невозможно. После картины Владимира Меньшова в сознании большинства кинорежиссёров я утвердился как актёр комический. Комедий же почти не снимали, а если и снимали, то они были очень далеки от совершенства. Две приличные работы в фильмах Тиграна Кеосаяна «Бедная Саша» и «Ландыш серебристый» — вот, собственно говоря, и всё, чем я могу похвастаться в это время. Хотя, повторяю, снимали меня много, настала эра сериалов, полезная для артистов с экономической точки зрения, но не слишком плодотворная в творческом плане. Времена, как известно, не выбирают.