Каторжанин
Шрифт:
— Приказано изъять из официальных документов все упоминания о вашей войне на Сахалине. Всех участников — разослать в разные части Российской империи и под строжайшую подписку запретить упоминать об известных событиях. А бывший штабс-ротмистр Любич Александр Христианович… — Алексеев сделал тяжелую долгую паузу. — Формально скоропостижно скончается еще до войны с Японией. То есть, все будет обстоять так, словно ничего
— Понимаю… — спокойно ответил я. — Тогда мирный договор с Японией сразу станет недействительным. А его разрыв чреват серьезными политическими осложнениями для государства. Кстати, а японцы удовлетворятся таким разрешением инцидента?
— Уже удовлетворились, — адмирал хмыкнул. — Особенно после того, как им намекнули о пересмотре договора и возращении южной части Сахалина. А миноносец им вернут, правда в процессе он неожиданно затонет. Уж я постараюсь… — Алексеев хохотнул.
— А люди во Владивостоке?
— Скоро успокоятся, — небрежно заметил адмирал.
— Это вы разрешили допускать представителей народа ко мне? Зачем? Это же может усугубить дело.
— Чтобы вы получили свою толику признательности, — спокойно ответил Алексеев. — Если уж государство не может по заслугам оценить своих героев, так пусть сам народ оценит.
— Хорошо. Но остается отрытым еще один вопрос. Формально я умер, а в реальности?
— В реальности вам выправят новые документы на другую фамилию, после чего вы покинете Россию навсегда, — адмирал опустил взгляд. — А в качестве финансовой компенсации приказано выделить тысячу рублей.
Я чуть не рассмеялся. Твою же мать, да мне люди в пятьдесят раз больше собрали. Сука… ну спасибо, царь-батюшка. Ну да ладно, сочтемся еще.
— Когда меня отпустят?
— Послезавтра. И в тот же день вы отбудете из России. По желанию, в любую страну… — адмирал встал, немного помедлил, после чего низко поклонился мне и тихо сказал. — А это лично от меня, Александр Христианович.
И ушел.
После Алексеева в камере появился Свиньин, в новенькой, с иголочки, форме. Но уже с погонами подполковника.
— Спасибо… — я крепко обнял интенданта.
— Пустое… — Свиньин улыбнулся. — Это вам спасибо, Александр Христианович… — и шепнул
— Надо было деньги разделить на всех.
— А нет уже никого, — пожал плечами интендант. — Максаков убыл на Черноморский флот — уже лейтенантом, Стерлигов — подполковником в Москву, Собакин — поручиком в Туркестанский военный округ, а Петухов — тоже с повышением в звании, на Кавказ. А бойцы где — увы, не ведаю. Думаю, никого во Владивостоке уже нет. Но Лука с вашим айном — остались при Майе Александровне и ее сестре.
— А вы?
— А я в Санкт-Петербург. Пусть все останется у вас, Александр Христианович. Я уверен, вы распорядитесь средствами гораздо лучше и с большей пользой, чем мы.
— Распоряжусь… — искренне пообещал я. — Обязательно распоряжусь…
Эпилог
После того, как интендант ушел, я лег на кровать и долго лежал с открытыми глазами, а потом неожиданно заснул.
И снилось мне…
Золото и серебро. Много золота и серебра в слитках и монетах. И доверху забитые драгоценностями сундуки…
Сон остался в памяти до мельчайших подробностей, но проснувшись, я не придал ему никакого значения и только плеснув себе водой в лицо, наконец, понял, что видел.
— Сокровища Арманьяков? Те, что спрятал мой отец, граф божьей милостью Жан IV? И которые я нашел после того, как вернул себе законные владения? Господи, ну конечно же! До того, как я попал в ту временную ветку, там все шло все абсолютно одинаково с нашей реальной историей. А значит, все до сих пор там и лежит, потому что в реальности их никто не нашел, а мой перенос состоялся уже после того, как отец их спрятал!
Сколько там было? Примерно на полмиллиона тысяч турских ливров, если с драгоценностями. А в нынешних ценах? Получится около полутора миллионов если не больше! Хватит раскрутиться. Ну что же, теперь я знаю, куда отправлюсь первым делом.
Все только начинается! Моя личная война с самураями еще не закончилась. Но уж извините, теперь я буду воевать только за себя и только для себя. А с Сахалином попрощаются и японцы, и Россия. Себе заберу! Не сразу, конечно, но заберу обязательно!