Каторжанин
Шрифт:
— Но…
— Никаких «но».
Вправив мичманцу мозги, я прямым ходом направился разбираться с засевшими в кубриках японцами.
С матросами разобрались быстро, хватило нескольких ударов кувалды по переборке и очереди из Гочкиса в образовавшуюся щель. А вот с офицерами получилось сложнее и проще одновременно. Самураи благополучно угробили сами себя. Когда взломали дверь, выяснилось, что все трое выпустили себе кишки.
— Вот же народец… — с досадой ругнулся Лука. — Ни себе ни людям, засрали весь кубрик своим дерьмом…
С пленными поступили незатейливо — попросту столкнули
Попробовал наведаться к Майе, но она меня отправила восвояси — потому что полным ходом оперировала раненых. Зато Мадина, страдальчески охая и хлюпая носом, по страшному секрету поведала, что ей царапнуло левое полупопие. И что ей совершенно не больно, но очень и очень обидно.
Посочувствовав девушке, я пошлялся по посудине, тяпнул арманьяка и направился к Максакову учиться править миноносцем. Но чувствовал себя совершенно изнеможенным, засыпал на ходу, поэтому быстро свалил из рубки, чтобы хотя бы часок отдохнуть. Но заснуть не смог и отправился мыться в корабельный душ — за ночь так в кровище изгваздался, что на себя было страшно смотреть — упырь-упырем. Свиньин к этому времени наведался в местную баталерку и снабдил меня чистым бельем с матросской японской форменкой, на удивление, прямо по размеру — видать у японцев не только карлы водятся.
Ступил под огненно-горячие, тугие струи воды и даже замычал от наслаждения. Мылся долго и удовольствием, выдраил себя до скрипа, а только начал обтираться полотенцем, как в душевую ворвался айн.
Выпучив от усердия глаза Тайто зачастил:
— Отец, тот что лодка наш ведет, говорит, что япона навстречу идет, тебя шибко-шибко звать!
— Блядь, этого еще не хватало… — наспех натянув на мокрое тело одежду, я помчался на капитанский мостик.
— Дымы! — Мичман ткнул рукой по носу миноносца. — Идут встречным курсом. Расстояние — около четырех миль. Наших здесь нет, значит японцы. Как минимум — бронепалубный крейсер, а может и не один. Скорее всего, нас тоже уже заметили.
— Сбежать сможем?
Максаков покачал головой.
— Если решат догонять — догонят. Мы тащимся на четырнадцати узлах — их бронепалубники дают — двадцать пять. Догонят и потопят даже в наших территориальных водах. Но это если они уже знают, что мы угнали «Котаку». Могут следовать просто по своим делам и на нас не обратят внимания.
— Идем прежним курсом… — после коротко раздумья приказал я. — Вряд ли они знают, что миноносец угнан. Радиосвязи на Сахалине у них нет. На кораблях тоже почти нет. А телеграф мы качественно вывели из строя. К тому же слишком мало времени прошло. Но если…
— Будем сражаться, — закончил фразу за меня мичман. — Прикажите зевак с палубы убрать. Пусть останутся только бритые и в японской форме.
Потянулось томительное ожидание. Я вылетел из душа в горячке босиком, но даже не замечал этого.
Наконец, дымы оформились в длинный хищный силуэт.
— Это «Цусима»!!! — прорычал Максаков, словно японский крейсер числился у него в кровниках. — На нас внимания пока не обращает. Разойдемся параллельными курсами на расстояние полутора миль. Влепить бы тебе в борт парочку самоходных гостинцев!
— Так
— У нас шансов против него нет. Потопят задолго до расстояния пуска… — угрюмо пожаловался мичман.
— Так пусть сам подойдет. Снизьте ход до минимума и подайте сигнал… ну… скажем, терплю бедствие. Что с торпедами?
— Обе поворотные спаренные установки готовы… — растерянно доложил мичман. — Но это же подло…
— Подло мирных людей сжигать живьем! — внезапно озлившись, заорал я на мичмана. — Вы либо подштанники наденьте, либо крестик снимите, Сергей Викторович.
— Атакуем… — вдруг решительно заявил Максаков. — Но перед самой атакой вздерну Андреевский флаг! Его уже пошили.
— Вот таким вы мне нравитесь больше… — я хлопнул мичмана по плечу. — Командуйте!
Миноносец начал сбавлять ход, на флагштоке появилась замысловатая комбинация флажков. Я лично согнал с палубы всех в трюм. Сам же стал к торпедному аппарату, набросив дождевик с капюшоном для маскировки.
— Только подмогните мне довернуть, — Зенович быстро крутил какие-то штурвальчики на тумбе, к которой были прикреплены две толстые спаренные трубы. — А дале я уже сам. Тутой все как у нас. Так… готово…
Долгое время казалось, что «Цусима» проигнорирует сигналы, но потом силуэт крейсера начал расти на глазах. Он сближался с нами параллельным курсом и очень скоро стало видно, даже невооруженным взглядом, японских матросов на верхней палубе. На крейсере тоже появились какие-то флажки, видимо он запрашивал, что случилось.
— Давай… — зашипел я, увидев, как с мостика нас внимательно рассматривают в бинокль.
— Рано… — шептал в ответ Зенович. — Рано, мать его ети. Увернутся…
Наконец, когда, туша крейсера подошла к нам совсем близко, матрос налег всем телом на торпедный аппарат, вместе со мной провернул его и дернул за какой-то рычаг.
Что-то громко зашипело, я уже подумал, что случилась осечка, но через пару секунд, из труб, поочередно, одна за одной, вылетели две здоровенные сигары, громко плюхнулись в воду и оставляя за собой пенный след, помчались к крейсеру.
За кормой «Цусимы» мгновенно вспенились буруны, крейсер ускорил ход и резко принял правее, а по его борту, точно такие же скорострелки Гочкиса, как у нас, начали дружно плеваться огнем.
Миноносец несколько раз дрогнул, все вокруг завыло и заскрежетало, я машинально закрыл голову руками и нырнул за барбет. А как только приземлился на палубу, раздалось два глухих и сочных, но совсем не громких, почти одновременных взрыва.
Я тут же высунул башку и увидел, что точно посередине крейсера, под его бортом, взметнулись два огромных столба воды.
А потом он с жутким скрежетом разломился пополам. Обе половины стали торчком, а через несколько минут, синхронно и медленно, начали тонуть.
— Етить!!! — ахнул Зенович, пристроившийся рядом со мной.
— Етить… — охотно согласился я, пораженный величественностью и трагичностью зрелища.
— Вот тебе сука! — из рубки выскочил Максаков и тыкая кукиши японцам, принялся отплясывать на палубе, что-то среднее между джигой и гопаком. — Это тебе за «Новика», сучий потрох!!! Эх, видела бы меня маменька…