Каторжанин
Шрифт:
— Гм!.. — я громко кашлянул.
Мичман тут же устыдился и убрался к себе в рубку. К счастью, Гочкисы с «Цусимы» не успели повредить нам ничего серьезного и миноносец начал уверенно набирать ход.
Но как очень скоро выяснилось, что все только начинается — «Цусима» оказывается конвоировала гражданский японский транспорт, перевозивший солдат.
Вопрос топить или не топить — уже не возникал. Правда японская лоханка от одной торпеды отказалась тонуть и пришлось истратить последнюю снаряженную для пуска.
После чего, мы резко приняли к российскому
Вроде надо было радоваться, но у меня отчего-то на душе прямо кошки скребли, возможно от того, что я не знал, что буду делать дальше.
На Сахалине было все просто — там особых вариантов и не было. Главное выжить, попутно отравив на тот свет как можно больше врагов. А в России? А черт его знает. Хорошо Луке и Тайто, те сразу заявили, что куда я туда и они. И плевать этой парочке, что я сам пока не знаю, что делать дальше.
— Саша… — рядом появилась Майя.
— Иди сюда, — я посадил ее к себе на колени.
— Мне немного страшно… — пожаловалась девушка. — Возможно оттого, что впереди полная неизвестность. Что будет дальше?
— Увы, сам не знаю. Сначала надо дойти до Владивостока.
— Не хочу с тобой расставаться никогда!
— И я не хочу, — признался я, ни капельки не покривив душой. — Наверное, нам стоит… ну… обвенчаться?
— Если это предложение, — фыркнула Майя, — то ты его делаешь, словно я держу тебя под прицелом пистолета.
— Так ты согласна?
— А как ты думаешь? — девушка счастливо улыбнулась. — Конечно — да. Ну же, поцелуй меня…
Мы еще немного поболтали, а потом я ушел в каюту и просто вырубился.
Плаванье прошло благополучно, на горизонте еще мелькали какие-то дымы, но неприятных встреч уже не случилось. А по истечении трех суток мы подошли к бухте Золотой Рог…
Глава 26
Шаг, второй, третий и четвертый…
А дальше и идти некуда…
Крашенные серой казенной краской стены, бетонный пол, под потолком маленькое окошко с решеткой из толстых железных прутьев, узкая койка, маленький столик и табурет, намертво вмурованные в пол и железная дверь с «кормушкой»…
С чего все началось — тем и закончилось…
Почти тем же…
Потому что начал я свою очередную попаданческую эпопею уже амнистированным каторжником, а сейчас нахожусь под следствием, с более чем вероятными шансами вернуться на каторгу, возможно даже пожизненно.
Да уж…
Хотя начиналось все вполне пристойно.
Переход дался очень трудно: японская лоханка, ну никак не походила на комфортабельный круизный лайнер, да еще, как по заказу, море всю дорогу штормило. Что, в условиях страшной теснотищи, жутко выматывало, и я успел трижды проклясть Максакова, удумавшего переться во Владивосток, а не куда поближе.
Но дошли без происшествий.
Правда, на канонерской лодке, встретившей нас на подходе в бухту Золотой Рог, очень долго отказывались
Ну а там… а там, даже если бы во Владивосток наведался сам царь-батюшка, он не встретил бы такого приема. Не знаю, каким образом о нашем прибытии узнал народ, но на причалы высыпал практически весь город.
А вот военные власти, скорее всего, просто не знали, что с нами делать.
Я выстроил личный состав, честь по чести доложился, после чего нас… отпустили. Да, на все четыре стороны. Что меня, признаюсь, напрочь ошарашило, так как я вполне резонно ожидал разных пакостей со стороны властей за свои художества. И даже заранее ссадил Свиньина с Шарлем, Майю с Мадиной и Луку с Тайто, чтобы на свободе остался хоть кто-то, на кого можно надеяться.
Впрочем, ожидания вскоре оправдались с лихвой. Едва народ донес меня (да, в буквальном смысле, на руках) в лучшую в городе гостиницу, как туда следом заявились жандармы и попытались меня арестовать. Но ничего хорошего из этой затеи не получилось. Лично я не сопротивлялся, но моментально взбесились жители города, в громадном количестве собравшиеся вокруг гостинцы.
Полицейскую карету в мгновение ока разнесли в щепки, а самим жандармам здорово намяли бока, под лозунгом: не отдадим начисто просравшей войну сволоте, настоящего героя.
Усмирять толпу прибыли солдаты из местного гарнизона, народ же в ответ стал разбирать брусчатку и строить баррикады из подручных материалов.
Я мог под шумок спокойно сбежать, но не стал этого делать. Мало того, вышел на балкон и немного успокоил людей, после чего добровольно отправился с жандармами.
Почему так? По нескольким причинам. Во-первых — не хотел, чтобы из-за меня гибли люди и не хотел убивать сам, во-вторых, своим побегом я просто подтвердил бы все возможные обвинения в свой адрес и окончательно поставил бы себя в России вне закона, в-третьих — понимал, что предъявить мне особо нечего, а в в-четвертых, открытое противостояние с властями, могло сильно помешать одной моей задумке, неожиданно возникшей еще по пути во Владивосток.
Но, кажется, я все-таки сильно просчитался.
Но об этом немного позже.
В общем, открытого бунта удалось избежать, а меня благополучно определили в одиночную камеру городской тюрьмы, где я по сей день и торчу, общим счетом уже больше двух недель.
Что случилось с остальными — не знаю, зато уже в курсе, из-за чего меня задержали — конечно, из-за жалобы японцев, которые не преминули наябедничать о моих художествах.
Правда никаких обвинений мне пока не выдвинули, да и сижу я очень даже неплохо: кормят сносно и вдоволь, куревом снабжают исправно, каждый день выводят на прогулки, а персонал и следователи отменно вежливы, предупредительны и даже почтительны.